ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Лето 2005 № 3 (36)

ЛАУРЕАТЫ КОНКУРСА

«ПОЭТ ГУМАННОСТИ» О творческом гуманизме Александра Герцена
Александр Павлов

 1847 г. читающую общественность в России ожидал большой сюрприз: впервые был полностью опубликован роман уже тогда известного писателя Александра Ивановича Герцена «Кто виноват?». А в декабрьской книжке «Современника» за 1847 г., январской и мартовской за 1848 г. появилась статья Белинского «Взгляд на русскую литературу 1847 года», в которой он (уже не в первый раз) обратился к критическому разбору романа. В 1848 г. Белинский скончался. Надо ли говорить, что в каком‑то смысле своей статьёй он «завещал» «понимание» герценовского творчества, оставил нам некий методологический принцип прочтения наследия Герцена? Воистину, обладая гениальным чутьём и интуицией, он много сделал для будущего развития так называемого герценоведения.

Между тем основная заслуга Белинского, на наш взгляд, состоит в том, что он один из немногих (чуть ли не единственный в своё время) указал на главную черту мировоззрения Герцена, на ключевую характеристику его творчества (в каком бы аспекте мы его ни рассматривали: литературно-художественном, философском или общественно-политическом). Думаю, Белинский угадал и показал всему миру «существо» герценовской мысли. Но как ни удивительно, никто не обратил на это ни малейшего внимания. Несмотря на наличие огромной литературы о Герцене, едва ли во всём этом обилии исследований найдётся хотя бы страничка, посвященная теме, которой уделил особое и пристальное внимание Белинский.

Итак, что же такого обнаружил Белинский в творчестве Герцена, на какую черту его взглядов он указал нам? Лучше Белинского всё равно об этом никто не скажет: «Герой всех романов и повестей Искандера ¹, сколько бы ни писал он их, всегда был и будет один и тот же: это человек, понятие общее, родовое, во всей обширности этого слова, во всей святости этого значения». «Искандер по преимуществу поэт гуманности», – резюмирует Белинский [1, с. 67]. Нельзя не согласиться с этим положением. И доказательством тому может служить любое из написанных Герценом произведений.

Анализируя роман Герцена «Кто виноват?», Белинский одновременно дал собственное развёрнутое, концептуальное обоснование не столько русского, сколько мирового, общечеловеческого гуманизма. По существу, он одним из первых начал развивать гуманистический взгляд на общественно-политическую жизнь. При этом очень важно отметить, что речь идёт в данном случае именно о натуралистическом, научном и светском гуманизме ². К сожалению, мы не можем говорить о гуманистических взглядах Белинского, потому что этот предмет не соответствует заявленной теме, хотя представляется важным отметить здесь эту характерную особенность творчества Белинского.

Если принять во внимание определение гуманизма, представленное В. Ж. Келле в философском словаре, то можно увидеть, что оно нисколько не противоречит характеристике, данной Белинским герценовскому творчеству, а наоборот, соответствует ей как нельзя лучше: гуманизм – «направление общественной мысли, обращенное к человеку, как индивидуальности, как личности, как деятельному, творческому существу и основанное на признании человеческой личности высшей ценностью» [2, с. 136].

Поразительно сходство гуманизма Белинского и Герцена с современным смыслом этого феномена. В целом основа философских воззрений Герцена, весь их фундамент можно определить термином «гуманистический». Сопровождающие его характеристики – «скептический», «демократический», «драматический», иногда даже «пессимистический» (известно, что Герцен пережил этап «религиозных исканий», раз и навсегда отказавшись от них в начале 40‑х гг. XIX столетия, и кризис, связанный с его надеждами и разочарованиями в европейских революциях середины XIX в.).

Вообще тема «гуманизм Герцена», несомненно, заслуживает особого разговора. Чтобы детально проследить эволюцию его гуманистических взглядов и всесторонне осветить их содержание, необходимо монографическое исследование. Наше эссе позволяет проследить гуманистическую основу философских и социально-политических взглядов Герцена, к сожалению, только по одному из центральных его произведений – «С того берега», – неистощимо богатому по идейному содержанию.

Прежде чем обратиться к интересующему нас тексту и убедиться в обоснованности тезиса Белинского: Герцен – «поэт гуманности», представляется всё же необходимым сказать о том значении слова «гуманность», которое придаёт ему сам критик. Само собою разумеется, гуманность для Белинского – это человеколюбие. Но оно немыслимо без других важных своих атрибутов. Сам Белинский говорит об этом так: «Человек, воспитывающий бедного сироту не по расчёту, не из хвастовства, а по желанию сделать добро, – воспитывающий его, как родного сына, но вместе с этим дающий ему чувствовать, что он его благодетель, что он на него тратится и пр., и пр., такой человек, конечно, заслуживает звания доброго, нравственного и человеколюбивого, но отнюдь не гуманного» [1, с. 71]. Как видно, человеколюбие, согласно Белинскому, ещё не гуманность, она, полагает он, должна ещё сопровождаться и полным бескорыстием в добром деле, глубоким уважением к тому, кому это добро делается. Но это не единственная характеристика столь сложного феномена. Есть ещё и другая: «Гуманность не только не обязывает человека низшего сословия с грубыми манерами, привычками осыпать непривычными ему вежливостями, но даже запрещает это, потому что такое обращение поставило бы его в неловкое положение, заставило бы подозревать в нём насмешку или дурной умысел» [1, с. 73]. Понятно, что вторая ключевая характеристика гуманизма, с точки зрения критика, – это образованность, некоторая мудрость человека, совершающего доброе дело, его искусство делать добро эффективно, разумно и не оскорбительно для тех, кому это добро делается. Из вышесказанного вытекает следующее определение гуманизма Белинского: «Гуманность есть человеколюбие, но развитое сознанием и образованием» [1, с. 71]. И «вот это‑то чувство гуманности и составляет, так сказать, душу творений Искандера. Он её проповедник, адвокат», – считает Белинский [1, с. 73]. Нужно сказать, что Белинский говорит прежде всего о произведениях Герцена, написанных и опубликованных до 1848 г., но мы уверены, что он охотно сказал бы то же самое и об остальных работах писателя, в том числе и о сочинении «С того берега».

А. И. Герцен. Литография Л. Ноэля, 1847 г.

Так каким же образом Герцен «проповедовал» в своих работах это самое «чувство гуманности»? Для начала важно отметить, что мыслитель своими философскими и социально-политическими взглядами в определённой мере предварил то течение философских идей, которое в начале XX в. получило название экзистенциализма. Не случайно его часто сравнивают с предтечей этой философии Сёреном Кьеркегором [3, с. 55‑58]. Этой точки зрения придерживаются многие исследователи (в том числе зарубежные). Например, Мартин Малиа пишет: «Герцен фактически предвосхитил мировоззрение, которое распространится лишь в конце века, и потому он представляется нам самым оригинальным мыслителем в России своего времени и одним из самых оригинальных на Западе» [4]. Примерно о том же говорят некоторые отечественные учёные [5, с. 141‑143].

Действительно, Герцен был одним из немногих, кто уже в середине XIX столетия, по сути, заговорил об одном из основных тезисов экзистенциализма, а именно: человек свободен «внутренне», на самом деле человек зависит не столько от каких‑то чужеродных факторов, от внешней среды, порой сильно подавляющей индивида, сколько от своих внутренних убеждений, от своего сознания и самосознания. По убеждению Герцена, «…свободный человек не может бежать, потому что он зависит только от своих убеждений и больше ни от чего; он имеет право оставаться или идти, вопрос может быть не о бегстве, а о том свободен ли человек или нет?» [6, с. 118].

Герцен предложил человеку, которого он так любил, ради которого он столько старался, не просто отказаться от изживших себя форм общественного сознания и социальной жизни, как то религии, устаревшего государственного быта, никому более не нужной («средневековой») морали, а критически переосмыслить эти формы, осознать, что теперь они не несут более никакой пользы и никакой выгоды. Взамен монархической формы правления и недемократического политического режима Герцен предложил социальную республику, не унижающую человеческого достоинства; взамен гетерономной морали (берущей начало от бога) он предложил автономную мораль (зависящую от человека), чем‑то напоминающую категорический императив Канта, взамен религии, слепого поклонения какому-либо божеству («…церковь, чтоб молить бога о прощении, бог, чтобы наводить страх» [6, с. 130]) – нравственность, которую свободный человек создаёт сам. Это ли не гуманизм, это ли не борьба за человека, за его образование и сознание?!

Белинский неспроста задавался вопросом: «Что составляет задушевную мысль Искандера, которая служит ему источником вдохновения, возвышает его иногда, в верном изображении явлений общественной жизни, почти до художественности?», И сам же отвечал: «Мысль о достоинстве человеческом, которое унижается предрассудками, невежеством и унижается то несправедливостью человека к своему ближнему, то собственным добровольным искажением самого себя» (курсив мой. – А. П.) [1, с. 66‑67]. Вот именно о последнем и не уставал твердить Герцен. Он неуклонно повторял, что «мы не сыщем гавани иначе как в нас самих, в сознании нашей беспредельной свободы, нашей самодержавной независимости» [6, с. 119].

Нельзя не обратить внимания на особый, специфический и, если так можно выразиться, «самостийный» гуманизм мыслителя. Он говорит, что следует не просто любить себе подобного, общество, относиться к людям с почтением, уважать в другом человека, его достоинство – это истина непреложная и известная если не всем, то по крайней мере многим. Следует прежде всего уважать и любить человека в себе самом, ценить и уважать собственное достоинство (и, согласно Белинскому, заниматься самообразованием и самоосознанием).

Критик уже в 1848 г. заметил эту характерную особенность творчества Герцена. Вот что он написал, когда рассуждал о его романе «Кто виноват?»: «Чувство гуманности оскорбляется, когда люди не уважают в других человеческого достоинства, и ещё более оскорбляется и страдает, когда человек сам в себе не уважает собственного достоинства» [1, с. 173].

Герцен очень сожалел о том, что люди сами допускают, чтобы окружающий мир насиловал их, увлекал против их собственной воли. Тем самым они допускают неуважение в себе себя, личности, «они отрекаются от своей самобытности, опираясь во всех случаях не на себя, а на него (окружающий мир. – А. П.), затягивая крепче и крепче узы, связующие с ним» [6, с. 119].

Но всегда ли внешние обстоятельства и события столь сильно влияют на личность, унижая её достоинство и принося её в жертву какому-нибудь общему понятию, собирательному имени? Нет. С точки зрения Герцена, существуют разного рода эпохи (их, по его мнению, три) – периоды, когда внешняя среда либо угнетает лицо, либо благотворно действует на него.

	В. Г. Белинский Рис. Л. Левченко

Во‑первых, бывают определённого рода эпохи, которые характеризуются тем, что субъект-личность нисколько не подвержен негативному влиянию окружающего мира, а, наоборот, гармонично с ним уживается, то есть человек свободен в общем деле. «Деятельность, к которой стремится всякая энергетическая натура, совпадает тогда со стремлением общества, в котором она живёт» [6, с. 120]. В такие, довольно редкие, времена всё бросается в круговорот событий, живёт в нем, страдает, наслаждается, гибнет. В такие времена не следует заботиться о ценностях и идеалах гуманизма, они не являются проблемой, а развиваются и живут сами собой. Все гармонично в такие эпохи, правда, не часто случающиеся.

Есть другие времена, более частые и даже «всего более обыкновенные», мирные, которые не характеризуются ничем экстраординарным. В эти эпохи отношения личности и общества продолжаются, как они были «поставлены последним переворотом». «Они не настолько натянуты, чтоб лопнуть, не настолько тяжелы, чтоб нельзя было вынести, и, наконец, не настолько исключительны и настойчивы, чтоб жизнь не могла восполнить главные недостатки и сгладить главные шероховатости» [6, с. 121]. В такие времена люди озабочены не общественным бытием, а частными интересами, семейной, учёной и индустриальной жизнью. Тема «человек и человеколюбие» не столь сильно беспокоит общественное развитие.

Третьего рода эпохи, самые редкие и самые тяжелые, приходят тогда, когда формы общественной жизни, пережившие себя и отжившие свой век, медленно и тяжело гибнут, когда всё уже, по‑видимому, принадлежит будущему, но пока ещё живёт в прошлом. С точки зрения Герцена, именно в такие времена и требуется обществу встать на ценностные позиции гуманизма, впитать в плоть и кровь его идеалы. «Прошедшее является как безумный отпор. Насилие, ложь, свирепость, корыстное раболепство, ограниченность, потеря всякого чувства человеческого достоинства (курсив мой. – А. П.) становится общим правилом большинства» [6, с. 122]. И в такое время, кстати, сильно похожее на сегодняшнюю Россию, человеку требуется обратить взгляд на себя, признать собственное достоинство и, так сказать, найти в себе «мужество стать» (пользуясь выражением известного американского учёного Пола Куртца [7]). Человеку в такой период общественного развития нужно оградить себя от «нравственной неволи», отказаться от «условной нравственности», которой «мы передаём веру в ложных богов нашим детям, обманываем их так, как наши дети будут обманывать своих до тех пор, пока переворот не покончит со всем этим миром лжи и притворства» [6, с. 128].

По существу, Герцен пытается донести до читателя ту мысль, что свободный человек создаёт свою собственную нравственность, руководствуясь при этом высшими ценностями всего человечества, в том числе моральными, идеалами гуманизма, отвергающими всякое порабощения сознания и действий человека.

Такое понимание гуманности в контексте отношений «личность и общество» и вместе с тем в историческом контексте вводит в анализ две парадигмы общественного развития: концепцию развития, идущего в духе философии Гегеля диалектическим путем («примирение» здесь происходит посредством чего‑то третьего), и идею антиномического – в духе Канта – развития (правда, в данном случае антиномии в отличие от кантовских не ведут разум в тупик, а «провожают» его к общей цели, при этом они равно обусловлены и движутся вместе, не подавляя одна другую). Эти две идеи, согласно Герцену, олицетворяют собою в истории «основные стихии человеческой жизни» – общественность и эгоизм, понимаемый в особом, философском смысле. По‑хорошему, следовало бы добавить сюда и третий элемент – гуманизм, который отчасти является синтезом первых двух категорий, «примиряя» их собою, если говорить гегелевским языком. Но «что такое эгоизм? – продолжает рассуждать Герцен. – Что такое братство? Что такое индивидуализм? И что любовь к человечеству?»

«Разумеется, люди эгоисты, потому что лица; как же быть самим собою, не имея резкого сознания своей личности? Лишить человека этого сознания значит распустить его, сделать существом пресным, стёртым, бесхарактерным. Мы эгоисты и потому добиваемся независимости, благосостояния, признания наших прав, потому что жаждем любви, ищем деятельности… и не можем отказывать без явного противуречия в тех же правах другим» [6, с. 129] ³. Спросим ещё раз: это ли не гуманизм, это ли не гуманность?

Мы считаем, что более зрелых мыслей в XIX столетии не высказывал ни один философ. Вот почему, на наш взгляд, следует признать, что Герцен является одним из самых оригинальных мыслителей не только потому, что его можно считать предвестником экзистенциалистской философии (хотя и поэтому тоже), но и в каком‑то смысле потому, что он является предшественником современного научно-натуралистического гуманизма, ставящего в центр внимания принципы разума, критического мышления и общечеловеческие нравственные и гражданские добродетели.

Герцен не уставал повторять, что человек как существо «общежительное» стремится любить, и на это ему не нужно приказа, что ненавидеть себя совсем не нужно. Главное – это обнаружить в себе силы для того, чтобы начать поиск нравственности, разума в себе и в других, иметь мужество не только «быть», но и «стать»!

Как это ни удивительно, но выделенная в данном случае сторона взглядов Герцена (совсем неисследованная) как нельзя лучше соответствует сегодняшним позициям экзистенциалистски ориентированного и вместе с тем научно-натуралистического и светского гуманизма. Конечно, нельзя абсолютизировать этот тезис, принимая во внимание многогранность герценовских идей. Ведь в Александре Ивановиче Герцене видели революционера-социалиста и либерала-реформатора, славянофила и западника, материалиста и идеалиста, атеиста и «религиозного искателя», детерминиста и индетерминиста и т. п. Поэтому без какой-либо натяжки можно признать, что взгляды Герцена были глубоко гуманистическими. Вместе с тем было бы преувеличением определить систему воззрений мыслителя как «натуралистический гуманизм», особенно в современном смысле этого слова [8, с. 7‑14]. Но фактом остаётся то, что гуманизм, высокая оценка науки и разума, экзистенциальные мотивы в его творчестве, глубокое проникновение в сущность социальной и исторической жизни личности и общества образуют тот самобытный мировоззренческий феномен, носитель которого А. И. Герцен может быть с полным основанием причислен к разряду выдающихся мыслителей общеевропейского масштаба. И всё‑таки в центре его воззрений – личность, её достоинство и свобода, её индивидуальная и общественно-историческая судьба ⁴.

Очень важно отметить, что Герцен не просто отвергал «идолов» общественной жизни, а рационально аргументировал все «за» и «против» их необходимого присутствия в человеческой жизни. Один из главных теоретиков современного гуманизма Пол Куртц отмечает: «Гуманизм… стремится к тому, чтобы поставить во главу угла потребности и интересы человека, достижение человеческого счастья, и его главной заботой является улучшение жизни "здесь и теперь"» [9, с. 170]. Характерно, что того же самого всегда желал Герцен. Он говорил, что историю следует считать «за достигнутую цель, нежели за средство достижения», беспрестанно повторяя, что «цель каждого поколения оно само», что «цель природы и истории мы с вами» [6, с. 33, 35]. Таким образом, нельзя не согласиться с тем, что между течением современной гуманистической мысли и философией Герцена существует много общего. И совсем не даром Белинский назвал Герцена «поэтом гуманности» во всех смыслах этого прекрасного слова!

Литература

1. Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года // А. И. Герцен в русской критике: Сб. ст. М., 1953.
2. Философский словарь / Под ред. И. Т. Флорова. М., 2001
3. См.: Смирнова 3. В. Социальная философия А. И. Герцена. М., 1973.
4. Малиа М. // Новое лит. обозрение. 2001. № 49. С. 131‑132.
5. См., например: Машукова Е. Ю. Экзистенциальные размышления А. И. Герцена // Здравый смысл: Спец. вып.: Наука и гуманизм – планетарные ценности третьего тысячелетия: Тез. международ, науч. конф. СПб., 14‑18 июня 2000 г. М., 2000.
6. Герцен А. И. С того берега // Поли. собр. соч.: В 30 т. М., 1954‑1965 г. Т. 6.
7. Куртц П. Мужество стать. Добродетели гуманизма. М.: РГО. 2000.
8. См. Кувакин В. А. Натурализм, прагматизм и гуманизм // Прагматический натурализм в американской философии: Пер. с англ. / Сост. и авт. предисл. П. Куртц. М: РГО, 2003.
9. Курц П. Гуманизм и атеизм // Вопр. философии. 1990. № 10. С. 170.

¹ Один из псевдонимов А. И. Герцена, которым он и подписался, закончив роман «Кто виноват?»

² Любопытной могла бы быть тема дальнейшего исследования «Гуманизм Герцена и Белинского», которой автор не может уделить здесь место ввиду ограниченного объёма работы.

³ Важно учесть при этом, что, употребляя термин «эгоизм», А. И. Герцен, так же как и Н. Г. Чернышевский и другие русские демократы этого времени, имел в виду разумный эгоизм, вкладывая в него смысл, связанный с прогрессивной по тем временам этикой утилитаризма.

⁴ Так же считает, например, Е. Ю. Машукова: «Философские взгляды Герцена глубоко гуманистичны, больше всего его беспокоит судьба личности…» [5, с. 142).