ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Зима 2005/2006 № 1 (38)

ВЕЛИКИЕ УЧЁНЫЕ РОССИИ

	Я знала Н. И. Вавилова Мои детские воспоминания
	Наталия Делоне

 действительно знала Николая Ивановича Вавилова. Когда мне было 7 лет, я сидела у него на руках, вернее на плечах, в далёких прогулках по окрестностям Теберды. Тогда Теберда была маленьким карачаевским посёлком. В нём было два дома отдыха: Дом учёных и Дом искусств. Наша семья и семья Николая Ивановича целое лето с апреля по октябрь провели в Доме учёных, а отцы приезжали, когда им позволяла работа. Каждый приезд Николая Ивановича был праздником, мгновенно устраивали походы на Домбай, где был один вместительный сарай, который назывался «домбайский домик», где ночевали, прикрывшись бурками. Я дружила со старшим сыном Николая Ивановича Олегом, хотя он был на 5 лет старше меня, просто мы были единственными детьми в Доме учёных. Он был неуклюжим угрюмым подростком, но хорошим. Олег мне рассказывал, что у него есть маленький брат, но мама у него другая. Елена Николаевна, первая жена Николая Ивановича, была дама экстравагантная, одна из немногих носила бриджи и поражала меня тем, что умела загибать пальцы рук на тыльную сторону ладони.

Николай Иванович был солнечным человеком, и ему были интересны люди его окружения, в том числе дети. Когда я уставала в далёких прогулках и он меня нёс на руках, то отец говорил: «Николай Иванович, давайте я сам понесу свою ношу», на что Вавилов отвечал: «Лев Николаевич, мне необходима тяжесть, поскольку у меня нет рюкзака». И я с удовольствием выполняла роль груза. По вечерам в Доме учёных устраивали всякие затеи, играли в буриме, представляли театр пантомимы, и иногда за большим столом рисовали и писали эпиграммы. У меня сохранился с тех пор мой портрет, нарисованный карандашом художником Авериным.

Не так давно, когда режиссер Прошкин приступил к съёмкам художественного фильма о Н. И. Вавилове, он пригласил меня, чтобы я рассказала болгарскому актеру, исполнителю роли Н. И. Вавилова, каким я помню учёного. Я хотела передать выражение внутренней радости, когда человек «радостен изнутри», доволен собой, передать общее ощущение ликования. Я постаралась найти пример и сказала, что таким я видела по телевидению режиссёра, награжденного «Оскаром». Так сияет молодая девушка, имеющая успех.

Конечно же, Николай Иванович был очень мужественным человеком, но я привела этот пример, чтобы передать то ощущение, которое я помню. У Л. Н. Толстого есть фраза: «Любовь к самому себе, горячая, полная надежд молодая любовь ко всему, что только хорошего в его душе, а ему казалось теперь, что только одно хорошее было в нём».

Мой отец Лев Николаевич Делоне (генетик) очень любил Николая Ивановича. Он получил диплом доктора наук без защиты диссертации, его оппонентами были Н. И. Вавилов, Г. Дж. Меллер и Донго Костов. Этот диплом сохранился. Во время прогулок мы с Олегом часто слышали разговоры на научные темы. Олег даже дал мне прозвище «Эвола» – от «эволюция», потому что я лазила на деревья и огромные валуны недалеко от дороги к водопаду Шумка, а он не умел и трусил. «На тебе можно показать переход от обезьяны к человеку», – говорил он.

Благодаря своему дорогому отцу я знала Н. И. Вавилова девочкой, и он поразил меня. Это был человек-праздник. Когда он приезжал, жизнь преображалась. Солнечным восприятием жизни он щедро делился, заражая всех энтузиазмом. Когда Н. И. Вавилов уезжал, после него некоторое время отдыхали, прежде чем переходили к своей жизни и своему ритму. Недавно я прочла в воспоминаниях о Н. И. Вавилове, что американский селекционер хлопчатника С. Харланд после посещения Н. И. Вавиловым его станции во Флориде вынужден был дать сотрудникам трёхдневный отдых. Я очень смеялась – так точно это совпадало с моими воспоминаниями.

О Н. И. Вавилове говорили: «Вавилов не человек, а явление природы».

Моё взрослое восприятие Н. И. Вавилова

Я – генетик, менделист-морганист, за что в 1948 г. 1 сентября была уволена из Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР. Мой отец – профессор Лев Николаевич Делоне – крупный русский генетик, был истерзан лысенковской вакханалией. Таким образом, начиная с детства и отрочества, я была в среде людей, которые отстаивали настоящую науку ценой больших потерь в изнурительной борьбе с лысенковщиной.

	Н. И. Вавилов

Если говорить о развитии генетики в нашей стране, то следует сказать о высоком уровне, которого она достигла в 1920‑е и 1930‑е гг., о существовании замечательных школ Н. К. Кольцова в Москве, Ю. А. Филипченко – в Ленинграде, С. Г. Навашина – в Киеве и об объединяющей и организующей роли Н. И. Вавилова. В 1912 г. академик Д. Н. Прянишников предлагает Вавилову выступить с актовой речью на Высших голицынских сельскохозяйственных курсах. Двадцатипятилетний Вавилов выступает с речью «Генетика и её отношение к агрономии». Термин «генетика» появился только в 1906 г. После переоткрытия законов Менделя прошло немногим более десяти лет, а Н. И. Вавилов уже в самом названии речи сформулировал основное направление своей деятельности, основанной на глубоких теоретических поисках и устремлениях в практические свершения.

Следует отметить, что признание к Н. И. Вавилову пришло очень рано. В тридцать три года, в 1930 г., он выступил с докладом о своём «Законе гомологических рядов», и сразу же газета «Известия» оповестила, что Н. И. Вавилову «удалось величайшее открытие, имеющее мировое значение».

В резолюции III Всесоюзного съезда селекционеров говорится: «Ныне профессору Н. И. Вавилову удалось уловить в процессах изменчивости закономерность, которая открывает перед нами в данной области новую эпоху. Н. И. Вавилов заметил удивительную повторяемость или периодичность признаков в различных группах и рядах растительного мира, которая даёт возможность предсказывать существование неизвестных ещё форм наподобие того, как периодическая система Менделеева давала возможность предсказывать существование неизвестных элементов. Мы становимся, таким образом, на путь планомерного изучения законов изменчивости, причём, что чрезвычайно существенно для науки, данные описательных отделов ботаники, морфологии, анатомии и систематики здесь тесно переплетаются с экспериментами, исследованиями генетиков, осуществляется возможность соединения синтеза, которые должны привести к пониманию способов эволюции.

Для практики исследования Н. И. Вавилова также представляют чрезвычайную важность, так как дают возможность планомерно выискивать и создавать путём скрещивания новые ценные породы и сразу сильно облегчают ориентировку среди огромного многообразия культурных растительных форм. Н. И. Вавиловым даже в одном этом его докладе выявлены такие черты исследования, которые должны сделать его особенно ценным и дорогим для науки и государства. Он соединяет в себе качества крупного учёного-ботаника и выдающегося агронома-практика. Советская Россия представляет широкую возможность выдвигать выдающихся людей и обеспечивает им возможность осуществлять свои начинания в интересах государства. Это должно быть сделано и в отношении к Н. И. Вавилову, тем более что в данном случае Советская Россия действовала бы не только в своих интересах, но и в интересах мировой науки и культуры».

Многие со школы помнят закон гомологических рядов в наследственной изменчивости. Этот закон отражает закономерность эволюции, состоящую в том, что у близких видов и родов возникают сходные наследственные изменения. Пользуясь этим законом, по ряду морфологических признаков и свойств одного вида или рода можно предвидеть существование соответствующих форм у другого вида или рода. Закон облегчает селекционерам поиски новых исходных форм для скрещивания и отбора, «…на очереди перед исследователями растительного и животного мира стоит проблема выяснения закономерностей в проявлении полиморфизма, установлении классов полиморфизма, так же как это было в своё время в изучении неорганического и органического мира». Развивая свои представления, Н. И. Вавилов пишет: «Слишком велико разнообразие растений и животных, чтобы реально представить себе создание исчерпывающего списка существующих форм. Встаёт необходимость установления ряда законов и схем классификаций». И далее – чрезвычайно важное заключение: «…Вместо запоминания бесчисленного множества форм, называемых по месту нахождения или в честь лиц, открывается возможность установления систем видов и родов. Эта задача будущей биологии, которая потребует огромной дифференциальной работы для отдельных групп и родов. Но без дифференциальной работы не может быть серьёзной синтетической работы. Чтобы интегрировать, нужно уметь дифференцировать. Исторически этот путь неизбежен».

С 1920 по 1940 гг. Н. И. Вавилов руководил экспедициями по изучению растительных ресурсов мира, во многих экспедициях участвовал сам. Он говорил: «Вселенную объезжаем». Вавилов был человеком одержимым: «Если ты встал на путь учёного, то помни, что обрёк себя на вечные искания нового, на беспокойную жизнь до гробовой доски. У каждого учёного должен быть мощный ген беспокойства. Он должен быть одержимым». Приведу отрывок из его книги «Пять континентов»: «Вот как будто и пройден самый трудный путь, можно сесть верхом на лошадь и двигаться дальше. Неожиданно из скал наверху над тропой из гнезда взлетают, размахивая огромными крыльями, два крупных орла. Лошадь всхрапывает и начинает нестись по тропе. Поводья от неожиданности выпали из рук, приходится держаться за гриву. Над самой головой выступы скал. А внизу, в пропасти на тысячу метров, бурно течет красивый синий Пяндж – верховье великой реки Средней Азии. Это то, что впоследствии больше всего вспоминает путешественник. Такие минуты дают закалку на всю жизнь, они делают исследователя готовым ко всяким трудностям, невзгодам, неожиданностям».

Под руководством и при участии Н. И. Вавилова в СССР была создана впоследствии переданная на хранение во Всесоюзный институт растениеводства (ВИР) коллекция семян растений – более 350 тыс. образцов. Для поддержания, размножения и изучения образцов коллекции Н. И. Вавилов вёл энергичную работу по созданию региональных станций и их отделений. В годы Великой Отечественной войны в тяжёлых условиях 900‑дневной блокады Ленинграда в промёрзших помещениях без воды и света, почти без пищи, под непрерывным артобстрелом и бомбежками сотрудники Всесоюзного института растениеводства сохраняли коллекцию семян. Многие образцы неоднократно включались в скрещивание для выведения новых сортов с улучшенными качествами.

Н. И. Вавилов уделял много внимания продвижению земледелия в неосвоенные районы Севера, полупустынь и высокогорий, занимался интродукцией новых культур в субтропики СССР. По инициативе Н. И. Вавилова в стране стали выращивать новые ценные культуры: джут, тунговое дерево, многие эфиромасличные, лекарственные, дубильные, кормовые и другие растения. Первая экспедиция была проведена Н. И. Вавиловым в Персию и на Памир в 1916 г. Затем в 1924 г. был исследован Афганистан, в 1925 г. – Хорезм, в 1926‑1927 гг. – все страны, расположенные по берегам Средиземного моря, Абиссиния и Эритрея; в 1929 г. – Западный Китай, Япония, Корея; в 1930 г. – Центральная Америка и Мексика; в 1930‑1933 гг. – Перу, Боливия, Чили, Бразилия, Аргентина, Уругвай, Тринидад, Куба и Пуэрто-Рико. Им были изучены растительные ресурсы Соединённых Штатов, Канады, Германии, Италии, Португалии, Дании, Швеции, самым тщательным образом обследованы Кавказ и Средняя Азия.

Наталия Делоне в детстве. Рисунок худ. Аверина

Вавилов был человеком очень крепкого здоровья, его поговоркой было: «Болеть – это невоспитанно». Он очень мало спал (утверждали, что всего 4 часа в сутки), причём мог спать с перерывами: «У меня ген такой – не спать». Есть прелестные воспоминания генетика – нобелевского лауреата Г. Меллера: «Как‑то раз мы добирались (вернее пытались добраться самолетом) из Ганджи в Баку, но над самым аэропортом нас предупредили о невозможности приземления из‑за того, что скорость ветра достигала 130 км/час. Когда же мы повернули обратно, лётчик сообщил, что назад мы не доберёмся, так как горючего хватит лишь на короткое расстояние. Вполне естественно, некоторые из нас перетрусили. Напротив, Николай Иванович, к общему изумлению, сознавая свое бессилие чем-либо помочь, улучил минуту поспать. К счастью, лётчику удалось благополучно совершить посадку на поле, защищенном от ветра грядой невысоких холмов, поблизости от городка и от железной дороги, и мы к вечеру доехали поездом до Баку. Этот случай был отнюдь не единственным на протяжении нашей поездки, в течение которой нам неоднократно представлялась возможность убеждаться в невозмутимом спокойствии и самообладании Николая Ивановича».

И ещё одно воспоминание – академика ВАСХНИЛ П. М. Жуковского: «Будучи в гостях у Дюсселье в Алжире, Вавилов попросил машину и пригласил одного из ассистентов Дюсселье сопровождать его по Сахаре. Молодой человек был в восторге, предвкушая поездку в такой компании. Через несколько дней весьма потрёпанная машина остановилась у дома Дюсселье, из неё, приветствуя хозяина, выскочил Вавилов смеющийся, бодрый. Когда же Дюсселье заглянул на заднее сиденье, то обнаружил полумёртвого своего ассистента с пепельно-серым лицом, неспособного подняться. Пришлось внести его в квартиру на руках».

Н. И. Вавилов был неутомимым путешественником, он целенаправленно вёл поиски растительных ресурсов – это само по себе было великолепно. Но потрясает другое: на основании полученного материала он сумел увидеть, осознать и сформулировать теорию происхождения культурных растений. В своём замечательном фундаментальном труде «Центры происхождения культурных растений» Н. И. Вавилов показал на карте мира ограниченные районы, откуда произошли многие культурные растения. Это горные районы, где смены температур, резкие колебания в прохождении фотосинтеза ведут, по выражению Вавилова, к «формотворчеству». Очень точный в своих высказываниях Вавилов пишет: «…Направляясь из Европы в Юго-Восточную Азию, исследователь как бы входит в центр творчества мягких пшениц, и его продвижение в сторону Северо-Западной Индии к Пенджабу, к горным районам сопровождается нахождением всё новых и новых форм».

Рычаги эволюции – это изменчивость и отбор. Изменчивость может быть наследственной и ненаследственной, модификационной. Наследственная изменчивость – ненаправленная, в отличие от модификационной, которая, как правило, является адаптационной. В эволюции превалирующую роль играет наследственная изменчивость, а приспособленность форм обеспечивается отбором. Вся жизнь идёт на фоне естественного отбора, искусственный отбор осуществляют люди, выводя сорта и породы. Скрупулёзный анализ привел Н. И. Вавилова к ответу на вопрос, где находятся первичные формообразующие центры, где искать недостающие формы, откуда и как произошло всё разнообразие сортов культурных растений. Горные районы – это прекрасные изоляты, сберегающие сортовые богатства. Районы Кавказа, горной Бухары, горного Туркменистана, Афганистана, Малой Азии, Абиссинии, Кордильер являются собирателями и хранителями разнообразия культурных растений. Однако Н. И. Вавилов отметил: «Было бы большим заблуждением думать, что сосредоточие разнообразия в горных районах Юго-Западной Азии, Малой Азии, Абиссинии есть результат только разнообразия условий. Несомненно, в ещё большей мере оно объясняется историко-географическими причинами, сосредоточившими именно в той области формообразовательный процесс того или иного линнеевского вида».

Дж. Харланд в своде «Изучение происхождения и эволюции культурных растений со времени Н. И. Вавилова», анализируя материал за 40 лет, прошедшие после издания труда Н. И. Вавилова, приводит описание новых методов и результатов, полученных с их применением: «Центры разнообразия являются центрами возникновения в том смысле, что в них разнообразие поражает активными эволюционными процессами в популяциях. Эти центры очень важны как источники генетического материала для селекции растений». Однако Дж. Харланд уточняет следующее обстоятельство: «В настоящее время мы знаем, что центры разнообразия не соответствуют центрам происхождения». Это логично, поскольку число разнообразных форм в определённом месте зависит как от амплитуды изменчивости, так и от эффективности отбора. За время, прошедшее со времени появления основополагающей работы Н. И. Вавилова, значительно усовершенствовались методы исследования. Но Дж. Харланд сказал верные и прекрасные слова: «В процессе развития методов мы забываем, как ставить фундаментальные вопросы. Наш век – век больших знаний и малой мудрости. Вавилов знал, как ставить вопросы».

Величие Н. И. Вавилова как учёного сочеталось в нём с величием человека. Такие сложные высокие качества, как интеллигентность, патриотизм, чувство чести, были ему присущи в высочайшей степени. Николай Иванович с какой‑то особой заботой и доброжелательностью относился ко всем встречаемым им людям. Он не держал зла даже на тех, кто ему мешал в экспедициях. Может быть, этому способствовало удивительное умение проникать в души людей, учитывать условия их воспитания и жизни. Он был органически демократичен и поэтому ровен со всеми в обращении. Терпимость к недостаткам и внутренняя благодарность всем своим помощникам – свидетельство глубочайшей интеллигентности, свойственной Н. И. Вавилову. «Приказной режим в науке непригоден. Там, где отдают жизнь, отношения надо строить на другой основе», – считал он.

Путешествуя по Эфиопии, Н. И. Вавилов отметил в дневнике: «В этой стране, технически стоящей бесспорно ниже Афганистана, чувствуются элементы культуры. В приветствии друг друга, в братском отношении… Гостеприимство, где нет боязни. Народ боязлив вообще, замучен, но, когда он не боится, он без конца добр и обычно бескорыстен».

Академик Д. С. Лихачёв в рецензии на книгу «Пять континентов» написал: «Самый волнующий, выпуклый и «художественно» выписанный образ положительного человека в «Пяти континентах» – это возникающий невольно, помимо нашего желания или скрытых намерений автора книги, образ Николая Ивановича Вавилова. Самого обаятельного, самого умного и самого талантливого учёного, с которым мне приходилось знакомиться лично или только по книгам и трудам».

Известно, что отец Н. И. Вавилова Иван Ильич Вавилов уехал после революции за границу и настойчиво звал с собой Николая Ивановича. Впоследствии Н. И. Вавилов не раз получал приглашения занять самые престижные должности за рубежом. Однако его осознание себя как сына своей родины рождало тот органичный патриотизм, который так хорошо передала Анна Ахматова:

Заключительное слово Н. И. Вавилова на заседании Президиума АН СССР 27 мая 1938 г. – это прекрасный образец его патриотизма. В нём он говорил: «Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что по вопросу эволюции культурных растений и домашних животных советская наука стоит впереди. Если вы откроете самое капитальное сочинение по этому разделу, вы увидите, что оно всё посвящено изложению советских работ. Поэтому мы не в хвосте идеи, товарищи. Надо критиковать, но нужно достоинство советской науки учитывать и не опускать его… Нужно, прежде всего, высоко ставить достоинство советской науки, бороться за него. Вот, пожалуй, и всё».

В 1939 г. Н. И. Вавилов выступил перед аспирантами ВИРа, где сказал следующее: «Я, как и многие мои товарищи, привык, так же как ежедневно обедать и ужинать, следить за тем, что происходит на земном шаре в области моей работы, в области моей деятельности, и если я в течение недели не буду следить за этим нормально, я уже почувствую определённую отсталость, потому что жизнь во всех отраслях идёт вперед. Мы не слишком переоцениваем заграничную науку, указание об этом неверное, ибо мы в нашем коллективе подняты на такую высоту, что не только у нашей страны, но даже у нашего института есть чему поучиться. Я слежу с огромным интересом за "Международным руководством по селекции", которое сейчас выходит в разных странах. Немцы вместе со шведами выпускают такое руководство, и это руководство наполовину построено на данных советской науки, не нам приходится учиться, а у нас учатся. Поэтому я думаю, что если вы объективно подойдёте, вряд ли сможете вы нас упрекнуть в каком‑то раболепстве перед заграничной наукой. Выбирая оттуда всё ценное, мы идём своим путём, мы, например, заново поставили своё учение о культурных растениях и в этом отношении ушли вперёд».

Одним из известных изречений Н. И. Вавилова было: «Жизнь коротка, надо спешить»… И ещё: «Нужно взвалить на себя как можно больше, это лучший способ как можно больше сделать».

В 1927 г. Н. И. Вавилов писал: «Владение мировым материалом поставит институтскую работу на исключительную высоту – и я глубоко убеждён, что взятый курс верен». Основоположник генетики де Фриз, поздравляя Н. И. Вавилова с двадцатипятилетием научной деятельности, отметил: «По моему мнению, работа, проделанная Вами и Вашим институтом, является самым важным памятником для применения науки к сельскому хозяйству в течение этого столетия».

Член-корреспондент АН СССР Ф. Э. Реймерс, поступивший в аспирантуру ВИРа в 1932 г., говорил: «Я убеждён, что главное в Н. И. Вавилове было в том, что он умел собрать вокруг себя людей, объединить их, создать коллектив. Это величайшее умение, которое дано далеко не всем. Я хорошо знал коллектив ВИРа тех времён. В биологии это был наиболее квалифицированный научный коллектив страны. Многие работы института превосходили уровень мировых, в том числе и проводимых в США».

Однако 1930‑е гг. характеризуются всё более расширяющимся влиянием Лысенко, который объявляет все направления в биологии, кроме своего, «буржуазной наукой», а генетику – «прислуживающей девкой империализма». В 1935 г. без всяких видимых причин празднование 10‑летия ВИРа и 25‑летия научной деятельности Николая Ивановича было отменено за четыре дня до юбилея, когда в Ленинград уже съехались гости, в том числе и зарубежные. Всё шире стала разворачиваться травля генетиков.

	Н. И. Вавилов

Прошли две всесоюзные дискуссии по генетике (1936 и 1939 гг.) с клеветой на классических генетиков. Начались аресты: Г. А. Левитский, Г. Д. Карпеченко, Н. К. Беляев, Г. К. Мейстер, С. Г. Левит, К. А. Фляксбергер, Г. Г. Фризен, Г. А. Надсон. Благородный и мужественный человек, Н. И. Вавилов оказался беззащитным, столкнувшись с демагогией, примитивным фанатизмом и подлостью. Он старался быть спокойным и внушить мужество другим учёным: «Работайте спокойно, оформляя работы возможно скорее. Когда Фарадея спросили, каким образом он достиг больших результатов, он ответил, что работал толково и регулярно, кратко и толково подытоживал результаты своей работы и опубликовывал их. Вот и весь рецепт! Свою линию как комплексного растениеводческого учреждения мы будем вести неизменно, невзирая ни на какие препоны!»

Николай Иванович был арестован во время экспедиции в Западную Украину в августе 1940 г.

Вся жизнь Н. И. Вавилова – это служение науке. В письме 1920 г. своей невесте он объяснился в любви к науке: «Милый друг, ты знаешь, что в моём положении нелегко и нельзя увлекаться мимолетно, и с юношеских лет как‑то выработалось серьёзное отношение к жизни, а годы его закрепили. Осуждение касается, пожалуй, в большей мере меня при всей готовности отдать себя науке, а это так, в сущности, просто и легко, жизнь сама становится легче, мне кажется, что нет узости пути, по которому мне хочется идти в союзе с тобой. Самую науку я представляю широко, может быть, даже слишком широко (слишком большая широта может привести и к не науке), соединить с великим, в этом смысл малого и его интерес. И для этого малого в науке можно отдать жизнь». Николай Иванович говорил: «Пойдём на костер, будем гореть, но от убеждений своих не отречёмся».

Одиннадцать месяцев продолжалось следствие. Суд состоялся на третью неделю Великой Отечественной войны. Замечательный учёный и прелестный человек академик Д. Н. Прянишников дважды добивался приёма в самых высоких инстанциях – у Молотова и Берии. Но это Николая Ивановича не спасло, не помогло и избрание его (в мае 1943 г.) членом Лондонского Королевского общества.

…Перед войной мы жили в Харькове. Мой отец, профессор Лев Николаевич Делоне, получил контузию, когда рыл окопы под Днепропетровском. Мы сумели эвакуироваться за 7 дней до взятия немцами Харькова. Оказались мы в городе Саратове, где прожили до лета 1942 г. В Саратове я кончала десятый класс. В середине зимы 1942 г. к нам пришла вывезенная из Ленинграда Мария Александровна Розанова, доктор наук, сотрудница Н. И. Вавилова, и сказала, что ей совершенно случайно стало известно, что в Саратовской тюрьме находится Николай Иванович. Мы сразу же стали собирать ему передачу: отдали хлебную карточку отца мошеннице-продавщице, и она дала нам сразу две буханки черного хлеба. Я получила в школе белую сайку, мама продала брошку, и мы купили сливочного масла в пол-литровой кружке и бутылку мёда. Передачу и записку отец и Мария Александровна понесли в тюрьму. Записку у них не взяли, а передачу оставили, но на следующий день из приёмного окошка им выбросили пакет, в котором хлеб был раскрошен, масло и мёд исчезли, и были сказаны страшные слова: «Не ходите больше, его нет в живых». Шла зима 1942 г., и я не понимаю, что это было? Официальные данные говорят о том, что Н. И. Вавилов скончался 26 января 1943 г. Известно, что суд приговорил Н. И. Вавилова к расстрелу, затем был пересмотр дела и приговор заменён 20 годами лишения свободы.

Теперь опубликовано и письмо Н. И. Вавилова к Берии, наполненное достоинством и болью. «Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович! 6‑го августа 1940 году я был арестован и направлен во внутреннюю тюрьму НКВД в Москве. 9‑го июля 1941 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР я приговорён к высшей мере наказания. Как при подписании протокола следствия за день до суда, когда мне были представлены впервые материалы показаний по обвинению меня в измене Родине и шпионаже (показания П. М. Тулацкова, М. П. Авдулова, Я. П. Бордакова), так и на суде, продолжавшемся несколько минут, в условиях военной обстановки, мною было заявлено категорически о том, что это обвинение построено на небылицах, лживых фактах и клевете, ни в коей мере не подтвержденных следствием. На самом следствии, продолжавшемся 11 месяцев (около 400 допросов в течение 1700 часов; следователь – А. Г. Хват), я смог принять на себя вину, как руководящего научного работника, в отрыве моей работы от прямых задач социалистического производства и в выполнении мною в бытность мою президентом с/х академии (1930‑1935 гг.) вредительских директив по руководству с/х наукой бывшего наркома земледелия СССР Я. А. Яковлева, кому непосредственно была подчинена с/х академия, таковы: игнорирование областного опытного дела, узкая специализация института, обоснование завышенных планов с/х. Перед лицом смерти, как гражданин СССР и как научный работник, считаю своим долгом перед Родиной заявить, как уже писал Вам в августе 1940 года вскоре после ареста, что я никогда не изменял своей Родине и ни в помыслах, ни делом не причастен к каким-либо формам шпионской работы в пользу других государств. Я никогда не занимался контрреволюционной деятельностью, посвятив себя всецело научной работе. 1 августа 1941 года., т. е. через три недели после приговора, мне было объявлено в Бутырской тюрьме Вашим уполномоченным от Вашего имени, что Вами возбуждено ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР об отмене приговора по моему делу, и что мне будет дарована жизнь. 2‑го октября 1941 года по Вашему распоряжению я был переведен из Бутырской тюрьмы НКВД и 5 и 15 октября я имел беседу с Вашим уполномоченным о моём отношении к войне, к фашизму, об использовании меня как научного работника, имеющего большой опыт.

Мне было заявлено 15‑го октября, что мне будет предоставлена полная возможность научной работы как академику, что будет выяснено окончательно в течение 2‑3 дней. В тот же день 15‑го октября 1941 года через три часа после беседы, в связи с эвакуацией, я был этапом направлен в Саратов, в тюрьму № 1, где за отсутствием в сопроводительных бумагах документов об отмене приговора и о возбуждении Вами ходатайства об его отмене, я снова был заключен в камеру смертников, где и нахожусь по сей день. Тяжёлые условия заключения смертников (отсутствие прогулки, ларька, передач, мыла, большую часть времени лишение чтения книг и т. д.), несмотря на большую выносливость, привели уже к заболеванию цингой. Как мне заявлено начальником Саратовской тюрьмы, моя судьба и положение зависят в целом от центра. Все мои помыслы – продолжить и завершить достойным для советского учёного образом большие недоконченные работы на пользу советскому народу, моей Родине. Во время пребывания во Внутренней тюрьме НКВД, во время следствия, когда я имел возможность получать бумагу и карандаш, написана большая книга "История развития мирового земледелия (мировые ресурсы земледелия и их использование)", где главное внимание уделено СССР. Перед арестом я заканчивал большой многолетний труд "Борьба с болезнями растений путем внедрения устойчивых сортов" (на Сталинскую премию), незаконченными остались "Полевые культуры СССР", "Мировые ресурсы сортов зерновых культур и их использование в советской селекции", "Растениеводство Кавказа (его прошлое, настоящее и будущее)", большая книга "Очаги земледелия 5‑ти континентов" (результаты моих путешествий по Азии, Европе, Африке и Северной и Южной Америке за 25 лет).

Мне 54 года, имея большой опыт и знания в особенности в области растениеводства, владея свободно главнейшими европейскими языками, я был бы счастлив отдать себя полностью моей Родине, умереть за полезной работой для моей страны. Будучи физически и морально достаточно крепким, я был бы рад в трудную годину для моей Родины быть использованным для обороны страны по моей специальности, как растениевод, в деле увеличения растительного продовольственного и технического сырья… Прошу и умоляю Вас о смягчении моей участи, о выяснении моей дальнейшей судьбы, о предоставлении работы по моей специальности, хотя бы в скромном виде (как научного работника и педагога) и о разрешении общения в той или иной форме с моей семьёй (жена, два сына – один комсомолец, вероятно на военной службе, и брат – академик-физик), о которых я не имею сведений более полутора лет. Убедительно прошу ускорить решение по моему делу».

Н. Вавилов, гор. Саратов тюрьма № 1, 25.IV.42 г.

Что для меня самое главное в наследии Н. И. Вавилова

Я уже говорила, что ездила на Мосфильм, когда там начинали работать над художественным фильмом о Н. И. Вавилове. Режиссёр фильма Прошкин задал мне вопрос, на который я только сейчас сформулировала ответ. Он спросил: «Что же такое сделал Н. И. Вавилов, что он так высоко котируется сейчас?» Тогда я сказала так: «Н. И. Вавилов был руководителем большой научной области, руководителем по призванию и по умению вовлекать людей в общую сферу деятельности, и делал это в очень трудное время, которое переживала Россия в двадцатые и тридцатые годы». Это безусловно верно.

Но сейчас, думая об истории генетики, я поняла, что были периоды, когда определённые направления приобретали ореол панацеи. Это, во‑первых, гибридизация, во‑вторых, полиплоидия, в‑третьих, индуцированный мутагенез, в‑четвёртых, генная инженерия, в‑пятых, клеточная инженерия. В начале века были переоткрыты законы Менделя. Возникла наука генетика. Расщепление при скрещивании по генотипу и фенотипу стало предметом науки, а не только стихийной селекции. Целенаправленный подбор пар для гибридизации сделался предметом растениеводства и животноводства, возникла евгеника, из которой многое почерпнули медицинские генетики.

В то время упование на научное овладение гибридизацией было так же велико, как в наше время овладение молекулярной генетикой. Накормить, излечить и продлить жизнь людям – это прекрасная цель, и энтузиазм учёных в разные периоды находил свой путь, куда устремить свои усилия. И каждый раз представляется, что найдена единственная возможность, и конечный результат близок. А когда наступает время убедиться, что биология сложнее, чем выбранная схема, то все-таки остаётся много сделанных полезных дел, которые без волны восторга и упоения могли бы и не начаться. И все виды гибридизации (отдалённая, межвидовая, внутривидовая, межлинейная, гетерозис), и полиплоидия (амфи- и аллоплоидия, анэуплоидия), и мутации (геномные, хромосомные, генные), и современная молекулярная генетика – это всё этапы развития теоретической генетики, которая каждый раз давала практический выход. Хотя менее значительным оказывался результат, чем ожидался в начале пути, но всё же результат был и есть, и все делалось не зря, а во благо.

Н. И. Вавилов предложил собрать мировую коллекцию культурных растений и их диких сородичей для вовлечения в гибридизацию с отечественными сортами, тем самым расширив возможности метода.

Великолепное творчество Н. И. Вавилова было очень вовремя. Он был замечательным руководителем не только потому, что собрал большой коллектив единомышленников, но и потому, что умел своим восторженным отношением к научным идеям показаться нужным правительственным чиновникам, которые распределяли деньги в стране. Он был для них убедителен.

В 1926‑1935 гг. Н. И. Вавилов был членом ЦИК СССР, в 1927‑1929 гг. – членом ВЦИК, таким образом, имел не только мечты, но и возможности их воплощения. Экспедиции Н. И. Вавилова стоили денег, государство, пройдя революцию и гражданскую войну, было бедным, но эти деньги для научных изысканий предоставлялись. Блистательная и интенсивная работа Н. И. Вавилова приветствовалась и поддерживалась до середины 1930‑х гг.

С 1921 г. Н. И. Вавилов заведовал отделом прикладной ботаники и селекции Петрограда. В 1924 г. отдел был реорганизован во Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур, а в 1930 г. – во Всесоюзный институт растениеводства (ВИР), директором которого до 1940 г. был Николай Иванович. Одновременно он заведовал генетической лабораторией, преобразованной затем в Институт генетики АН СССР.

В 1923 г. Н. И. Вавилов был избран членом-корреспондентом АН СССР, а в 1929 г. – академиком АН СССР. С 1929 по 1935 г. Н. И. Вавилов – президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ), затем – вице-президент (до 1940 г.), с 1931 по 1940 г. – президент Всесоюзного географического общества. В 1932 г. он был вице-президентом VI Международного конгресса по генетике в Итане (США), в 1938 г. избран председателем VII Международного конгресса в Эдинбурге (Великобритания), куда его не пустили. Н. И. Вавилов состоял членом и почётным членом многих зарубежных академий и обществ. Благодаря ему в стране были организованы отраслевые селекционные учреждения, создана сеть селекционных станций и сортоиспытательных хозяйств. В филиалах ВИРа размножались и хранились собранные образцы из коллекций. Внедрение научного семеноводства во всех районах страны повысило эффективность селекционной работы.

Н. И. Вавилов воспринимал генетику как биологическую науку, где каждый живой организм – часть биосферы: «Генетика зародилась как ветвь эволюционного учения Дарвина. Одной из основных задач её явилось экспериментальное изучение эволюционного процесса. Самое возникновение её в то же время было вызвано потребностями практической селекции растений и запросами племенного животноводства. Весь предшествующий опыт генетической и селекционной работы заставляет повернуть современное русло генетических исследований в сторону решительной увязки с эволюционным учением: а) генетика должна быть одним из экспериментальных методов в разработке эволюционного учения, проблем формообразования и видообразования; б) генетика должна стать более физиологической в смысле управления формообразованием, вызыванием мутаций, с учётом развития организмов».

Тезис Н. И. Вавилова о необходимости связи генетики с физиологией особенно актуален в наше время. Физиологическая генетика должна получить развитие и доминировать над другими направлениями.

Н. И. Вавилов поставил проблему изучения генетики цельных конструкций живых организмов. В 1938 г. он писал в сборнике «Критический пересмотр основных проблем генетики»: «Изучая породы и экотипы в их эволюции, можно констатировать выработку целых конструкций и сложной связанности органов, их взаимоотношений. Эволюция пород животных и растений ясно показывает взаимосвязи в комплексе, а не простой набор признаков, не зависящих друг от друга». Прошло много времени, а проблема конструкций по сей день не поставлена, а только интуитивно угадывается в современной антропологии в виде «частных конституций» или в организационных и методических усилиях «интегративной антропологии». Современный уровень генетических исследований – это идентификация единичного гена и его первичного продукта. Но в физиологии и психологии существует огромное количество сложных признаков, которые требуют нового подхода и создания новой генетической концепции.

Важен весь облик Н. И. Вавилова, ярко воплотившего в себе то, что присуще было учёным того времени: честное служение науке. Это прекрасно, когда призвание «дороже жизни и страха смерти»: «Пойдём на костер, будем гореть, но от убеждений своих не отречёмся».

Заключение

Мне хотелось поблагодарить судьбу, что она дала мне возможность ещё девочкой полюбить Николая Ивановича Вавилова в то далёкое лето в Теберде, где природа ошеломляла и делала душу более восприимчивой. У Л. Н. Толстого состояние, в которое погружаешься на Кавказе, прекрасно передано в повести «Казаки»: «И дорога, и вдали видневшаяся черта Терека, и станицы, и народ – всё это ему казалось теперь уже не шуткой. Взглянет на небо – и вспомнит горы. Взглянет на себя… – и опять горы… За Тереком виден дым в ауле; а горы… Солнце всходит и блещет на виднеющемся из‑за камыша Тереке; а горы… я смерти не боюсь, у меня… и сила, и молодость; а горы…». И ещё у Л. Н. Толстого: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминания о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений».

В душе могут ярко запечатлеться воспоминания, и для меня память о Николае Ивановиче Вавилове окрашена прелестью моего детства. Что‑то символическое чудится мне во встрече с таким крупным человеком в горах Кавказа.

Учитель Н. И. Вавилова Дмитрий Николаевич Прянишников сказал: «Николай Иванович – гений, и мы это не сознаём только потому, что он наш современник».

Сейчас мы это сознаём.

Впервые опубликовано в «Космическом альманахе»
(приложение к журналу «Авиакосмическая
и экологическая медицина»),
2003, № 7