ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Лето 2007 № 3 (44)

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПЕДАГОГИКА

Тревога о будущем нашей школы
	к проблеме взаимоотношений педагогики, политики и религии Моисей Каган

Непосредственным поводом для написания этих горестных заметок явилась статья Президента Российской Академии образования Н. Д. Никандрова, напечатанная в материалах VIII Международной конференции «Ребёнок в современном мире», которая проходила в Петербурге в апреле 2001 года, а также некоторые другие его публикации. Хотя отдельные положения, изложенные в этой статье, мне приходилось уже и слышать, и читать в выступлениях некоторых теоретиков педагогической науки, да и политических деятелей, Президенту РАО принадлежит безусловный приоритет в откровенной реабилитации печально знаменитой программной триады графа Уварова «православие – самодержавие – народность», а тем самым и политики Николая I, реализовавшей сию программу. Поскольку здравомыслящему читателю это может показаться невероятным, процитирую упомянутую статью: триада эта является «своевременной и (на мой взгляд) удачной попыткой кратко и ёмко выразить то, что веками вызревало в российском социуме».

Когда нечто подобное высказывал с экрана телевизора во время предвыборной кампании Н. С. Михалков, можно было лишь пожать плечами и пожалеть, что талантливый актёр и режиссёр говорит глупости, но серьёзной опасности для нашей культуры тут не было, потому что власти у него, слава богу, нет, а взгляды его хорошо известны нашему обществу по его последнему, поразительному по соединению антиисторической тенденциозности и художественной беспомощности, ностальгическому фильму. Нельзя без иронии воспринимать и телевизионные демонстрации того, как государственные деятели посещают храмы и ведут себя на богослужениях, потому что всем понятен смысл превращения атеистов советской формации в воцерковленных христиан – такова логика поведения политических деятелей, гениальная формула которой провозглашена была четыре века тому назад французским королем, в одночасье променявшем кальвинизм на католичество и объяснившем это откровенно-циничным признанием: «Париж стоит обедни». Неужели же голоса миллионов будущих верующих избирателей не стоят показной смены безбожия на православие, и неужто Москва не стоит пустяшной цены, заплаченной за Париж?.. Но когда теоретический лидер российской педагогики – или, по крайней мере, лицо, обязанное им быть по статусу Президента Академии образования – заявляет себя единомышленником царя и его министра, вошедших в историю нашей страны как душители просвещения – в этом, поистине скандальном, случае трудно сохранить ироническую усмешку и ограничиться пожатием плеч – на карту поставлена судьба нашей школы, наших детей, будущего России.

Позволю себе напомнить читателю то, чего не может не знать профессор Н. Д. Никандров – оценку современниками того, что означала на деле программа «просвещения» Николая I и его министра. Ограничусь суждениями далеко не самого радикально мыслившего деятеля русской культуры XIX в. А. Никитенко, писавшего в своём дневнике, например, в 1830 г.: «Истекший год вообще принёс мало утешительного для просвещения в России. Над ним тяготел унылый дух притеснения. Многие сочинения в прозе и стихах запрещались по самым ничтожным причинам, можно сказать даже, без всяких причин, под влиянием овладевшей цензорами паники…» В 1843 г., записывает Никитенко, который сам был цензором, что кумир Н. Никандрова николаевский министр народного просвещения сказал руководителю цензурного ведомства: он «хочет, чтобы, наконец, русская литература прекратилась. Тогда по крайней мере будет что-нибудь определённое». Вот дневниковая запись 1848 г.: «Наука бледнеет и прячется. Невежество возводится в систему. Ещё немного – и всё, что в течение полутораста лет содеяно Петром и Екатериной, будет вконец низвергнуто, затоптано…». Два года спустя: «Опять гонение на философию. Предположено преподавание её в университете ограничить логикою и психологиею, поручив и то, и другое духовным лицам». Наконец, обобщающее суждение спустя ещё два года: «Общество быстро погружается в варварство: спасай, кто может, свою душу!». Вот, оказывается, идеал руководителя Академии образования в России, такой дорогой ценой завоевавшей право освобождения истинного просвещения от власти над ним «православия и самодержавия»!

И не спасает его лукавая «поправка», что нужна «определённая… ревизия формулы С. С. Уварова» в той части, которая касается провозглашения самодержавия сутью русской народности, ибо он сразу же пояснил, что ревизия эта «не принципиальна», потому, что принцип самодержавия тождествен «патриотизму, державности, государственности». Это можно понимать только как предложение Президенту страны короноваться, тем более что и в этом случае история Франции содержит поучительный прецедент, и можно не сомневаться, что так же, как католическая церковь благословила на сей политический подвиг Бонапарта, так православная церковь с радостью освятила бы подобный акт в России, подтвердив органическое единство православия и самодержавия… Впрочем, Н. Д. Никандров с огорчением признаёт, что до понимания необходимости восстановления самодержавия наш народ ещё не дозрел – «для большинства россиян самодержавие безвозвратно ушло, ностальгия по нему характерна лишь для немногих» – и остаётся лишь посочувствовать ему вместе с Н. С. Михалковым и другими «немногими»…

В нашем, объявившим себя демократическим, обществе политические и религиозные взгляды являются личным делом каждого, и не стоило бы обсуждать убеждения господина Н. Д. Никандрова, будь он частным лицом, а не руководителем Академии образования, призванной вырабатывать программу развития российской школы. Но ведь великим завоеванием европейской цивилизации, отличающим её от Ирана или Афганистана, является отделение школы и от религии, и от политики, а многострадальная наша страна вырвалась из плена тоталитаризма не для того, чтобы сменить власть большевистской политики и сталинистской религии («культ личности» – точное название этого, религиозного по сути, типа сознания) на власть над умами какой-либо политической партии и какой-либо религиозной догмы… Но вдвойне, втройне опасной становится такая власть, когда она подчиняет себе школу – потому что дети ещё не способны к самостоятельной выработке своих убеждений, и только авторитет учителя, а не собственный разум, внушает им те или иные политические и религиозные взгляды.

Отечественная педагогика, начиная с XVIII века, с Петровских времён, ориентировала школу на единство образования и светского, нравственного воспитания, в соответствии с принципами европейского Просвещения – читатель может убедиться в этом, познакомившись хотя бы с рассказом об этом в моей книге «Град Петров в истории русской культуры». И именно на этих позициях стоят лучшие современные учителя. К примеру, один из самых известных петербургских педагогов В. Л. Ильин, удостоенный званий Учителя года Санкт-Петербурга и Учителя года России, утверждает, что вопреки пренебрежению министерских программ к гуманитарным дисциплинам и к задаче нравственного воспитания в целом, «мы всегда понимали, что без серьёзного гуманитарного образования, без нравственного воспитания человек, блестяще образованный в области точных наук, просто опасен» (беседа с ним опубликована в специальном Приложении к Петербургской газете «Невское время» в мае этого года).

Лучшие учителя, и не только петербургских школ, понимают, что они не могут ограничиться решением задач образования и обучения, передоверяя их кому бы то ни было, но что они сами обязаны соединять образование и обучение с воспитанием. Речь идёт не о политическом и не о религиозном воспитании, которые разъединяют людей и суть которых недоступна детскому сознанию, а о нравственном воспитании, как точно сказал В. Л. Ильин, ибо оно единственное формирует общечеловеческие ценности, и его основные принципы доступны мышлению ребёнка не только школьного, но и дошкольного возраста. Как бы мы сегодня ни относились к политическим взглядам Владимира Маяковского, вспомним, что, обращаясь к «крохе», он говорил ему не о коммунизме и капитализме, и не о христианстве или атеизме, а о том, «что такое хорошо и что такое плохо», то есть об основах нравственности. И именно от того, сумеем ли мы сделать школу, и, разумеется, дошкольные учреждения, а, в конечном счёте, и семью, не «начальными университетами», какими они в большинстве случаев сегодня являются, и не органами начальной политучёбы или подобием монастырских школ, какими хотели бы их сделать современные ретрограды, а «институтами культуры», соединяющими образование и обучение с нравственным воспитанием и тесно с ним связанным воспитанием эстетически-художественным, будет зависеть будущее России, да и всего человечества. Потому что проблема эта не специфически национальная, а в нашу эпоху глобальная. Ибо в XXI веке судьба человечества зависит от его объединения поверх тех противостояний, которые имманентны и непреодолимы на уровнях политическом и конфессиональном – ведь даже христианство не может объединить конфликтующих много веков, вплоть до кровавых схваток католиков и протестантов, православных и раскольников, не говоря уже о религиозных войнах, не прекращающихся со Средних веков вплоть до наших дней между христианами и мусульманами – вспомним 11 сентября! А мечта некоторых религиозных деятелей объединить все религии ещё более утопична, чем надежда на преодоление в обозримом будущем противоборства различных политических взглядов. Единственная сфера духовной жизни, в которой современное человечество способно объединиться – сфера нравственности, освобождённая от её подчинения и всем разновидностям религиозной догматики, и противоборству политических партий и идеологий, и даже расхождению эстетических принципов и художественных вкусов. Сутью нравственности является отношение человека к человеку как к равному себе существу, независимо от различий социального положения и вероисповедания (или отсутствия такового), идеологии, уровня образованности и профессии, даже пола и возраста.

Особенность нашего времени состоит в том, что драматическая экологическая ситуация обязывает человечество распространить нравственное отношение и на природу – противопоставляя его и порождённому научно-технической цивилизацией техницистско-прагматическому насилию над природой, и свойственному восточным религиям созерцательному к ней отношению, доходящему до порождённого язычеством поклонения природе. Нравственное к ней отношение означает его уподобление нашему отношению к человеку, в соответствии с точно сформулированным Ф. Тютчевым, словно провидевшим грядущую экологическую трагедию, гениальным четверостишьем:

	Моисей Каган (справа) и Пол Куртц

Конечно, современное научное мышление, освободившееся от наивно-пантеистического отношения к природе, понимает метафоричность этого стиха – у природных явлений нет ни «души», ни «свободы», ни «любви», ни «языка», но мы можем в нашей практической жизни уподобить восприятие природных явлений тому, которое извечно присуще искусству – ведь и поэт, и живописец, и композитор изображают природу так, как если бы всё это у неё было, то есть одухотворяя её, очеловечивая. Такое – этико-эстетическое – отношение к природе свойственно ребёнку, и его нужно сохранять взрослым людям. Сохранение и осознанное развитие такого отношения к природе должно стать неотъемлемой гранью нравственного воспитания и художественного образования в школе XXI века, причём достигаться эта цель может не в преподавании каких-то специальных предметов, а в соединении образования и воспитания во всех предметах школьной программы, вместе с формированием нравственного отношения к людям; вспомним, как к этому призывал в своей «религии любви» Лев Толстой, и как он был за это отлучён от церкви тем самым православием, которому никандровы готовы передоверить задачу воспитания (и которое, кстати, до сих пор не изменило своего отношения к Толстому)…

Я призываю всех здравомыслящих россиян, всех подлинно культурных людей, всех, кто не изменяет принципам европейской цивилизации – отделению образования от религии и политики, при одновременном соединении образования и нравственного воспитания – поднять свой голос в защиту этого её исторического завоевания. Я спрашиваю – считают ли они правильным, что на дело просвещения в нашей стране существенным образом влияют люди, объявляющие себя продолжателями идей и дел графа Уварова? С аналогичным вопросом я обращаюсь к членам Российской Академии образования, среди которых есть немало прекрасных педагогов и подлинных учёных – не думаете ли вы, что идеологическая исповедь вашего Президента делает абсолютно необходимым его освобождение от обязанностей руководителя Академии и избрание на этот почётный пост коллеги, который прокладывал бы современной школе пути в будущее, а не ратовал бы за её возвращение в Средневековье?