ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Осень 2007 № 4 (45)

КОЛОНКА РЕДАКТОРА

	Православное рейдерство
	Почему же РПЦ оказалась сегодня у того рубежа, когда плюс грозит превратиться в минус, когда приветливое безразличие народа сменяется недоумением, а то и возмущением? Причин много, и все они лежат на поверхности…
Валерий Кувакин

Сорок пятый номер ЗС содержит важный, на взгляд редакции, материал, связанный со ставшим едва ли не знаменитым – как его окрестили СМИ –«Письмом десяти академиков». Общественная реакция на него оказалась неожиданно широкой даже для некоторых из самих подписавших адресованное Президенту России В. В. Путину открытое письмо «Политика РПЦ МП: консолидация или развал страны?». Отсылая читателей к этому материалу, хочу предварить его своими общими соображениями и одним частным впечатлением, вынесенном мною после круглого стола в «Комсомольской Правде» (см. КП, 2 – 9, 08, 2007).

Лично меня поразил один момент этой дискуссии: наши оппоненты дружно ахнули, когда я сказал, что сегодня в России всё ещё сохраняется беспрецедентно высокое уважение и терпимость к православию, и этот «звёздный час» не должен быть упущен РПЦ, что нужно развивать воскресные школы, заниматься приходской деятельностью, украшать свою законную территорию внутри церковной ограды. Воскликнули они как-то непонятно: то ли от возмущения, то ли от удивления? Но смысл того, о чём я сказал представителям православной церкви, мне представлялся и тогда, и теперь вполне очевидным. Да, есть (всё ещё есть!) серьёзный кредит доверия россиян к РПЦ (МП). Конечно, это «русский кредит», т. е. складывается он из русского добродушия, пофигизма и авось. Но создали его разные факторы: подспудно ожидаемая новизна (пусть это новое и оказалось забытым старым); срабатывают здесь до сих пор и некие фантомные боли от перекорма россиян официальным «марксизмом-ленинизмом», так же как и эффект «запретного плода». Как бы то ни было, большинство из нас доброжелательно или с позитивным нейтралитетом наблюдало за возрождением церквей и монастырей, за вхождением православия в общество (ведь раньше им даже запрещалось появляться в рясах в общественных местах).

Но так бездарно распорядиться этим кредитом!

Почему же РПЦ оказалась сегодня у того рубежа, когда плюс грозит превратиться в минус, когда приветливое безразличие народа сменяется недоумением, а то и возмущением? Причин много, и все они лежат на поверхности. Во-первых, то, что эта, превалирующая в русском православии церковь, бросилась вслед за «приватизаторами» обогащаться. Всем известны водочные и сигаретные «шлейфы» РПЦ, форсированное возвращение себе имущества, зданий и сооружений, утвари и икон и т. д. Реституция, если только так можно назвать это превращение РПЦ в крупнейшего собственника недвижимости в России, оказалась привилегией лишь для неё одной, а не для промышленников, дворян, купцов, «кулаков» или других собственников, всё потерявших после большевистского переворота.

Во-вторых, нарочитое сближение РПЦ с высшей и нередко с региональной властью, с государственной машиной. Думаю, в народе, точнее в образованной и мыслящей его части, сразу же отметили стремительную тенденцию к тесному союзу государственной вертикали и церкви. Слово «подсвечники» народного происхождения. Нельзя не видеть всей искусственности, бюрократической помпезности церковно-государственных церемоний и демонстраций. Не случайно их медийный рейтинг стал снижаться, не успев подняться. Кто это, кроме воцерковлённых, просмотрит от начала до конца телекартинку рождественской или пасхальной службы? А их, как говорят опросы, не более 3 – 6 % от тех, кто причисляет себя к православию.

В-третьих, очевидная архаика современного православного духовенства и снижение его образовательного уровня даже в сравнении с той культурой, которая была у батюшек в советские времена. Поражает подчас воинствующее невежество основной массы духовенства, незнание ими основ Конституции, науки, высоких и классических образцов российской светской культуры. Идейный консерватизм православия усугубляется и тем историческим фактом, что оно не испытало на своём тысячелетнем российском пути сколько-нибудь серьёзной модернизации или реформирования. В своё время Николай Бердяев писал, что славянофил Алексей Хомяков так страстно хотел возвращения допетровских порядков, что и одевался соответственно… и был похож скорее на перса, чем на русского. Глядя на современную воцерковлённую православную, невольно думаешь о том, как похожа она на мусульманку своим платком, одеждой, своим поникшим, отрешённым и покорным взглядом.

В-четвёртых, внедрение РПЦ в сферы светской, нерелигиозной общественной жизни: в госаппарат и армию, в школы и вузы. Подмена церковью функций и компетенций государства называется клерикализацией и – в качестве обратного результата – огосударствлением религиозных институтов. Финиш этого процесса хорошо известен. Это превращение государства в теократию, когда функции церкви и власти так тесно сливаются, что образуют единое, с необходимостью недемократическое целое, поскольку уже сам принцип жёсткой церковной иерархии автоматически переносится на все области общественной и частной жизни. Как живут люди при современных теократиях легко узнать, если сколько-нибудь серьёзно познакомиться с жизнью людей в Иране или при талибах.

Перечисленные мною тенденции уже почти подвели РПЦ к тому рубежу, когда близок момент истины. В целом для россиян этот момент истины может легко заставить их сказать – «хватит!». Но церкви будет исключительно трудно произнести это слово. Опять-таки потому, что она успела за годы небывалой в России свободы совести и свободы церковной жизни сделать слишком многое для того, чтобы взаимные объятья государства и церкви превратились для неё в хватку, из которой ей не так легко вырваться. Да она и психологически даже не помышляет об этом. Церковь в России всегда ходила под государством и служила ему. Так было всегда. И почему должно, да и может ли быть иначе?!

По большому счёту вопрос стоит об историческом выборе России. И расклад в данном случае прост и очевиден: либо союз государства и церкви и прощай надолго демократия, гражданский и научно-технический прогресс, либо строгое и честное соблюдение принципов Конституции Российской Федерации как светского государства, легальная жизнь церкви в масштабах данных ей прав и свобод, и – в этом случае – повышение шансов на укрепление демократических основ общества, повышение конкурентоспособности страны в сфере качества жизни, экономики, науки и культуры.

Кажется, что это абстрактная теория и жизнь «пойдёт своим чередом». Думаю, что так она не пойдёт. Слишком скоро при сохранении тенденции сегодняшних церковно-государственных отношений мы будем наблюдать рост негативного отношения к политике «стерпится – слюбится» или «да куда им деваться, этим ленивым и нелюбопытным россиянам?».

Бизнес и сегодня испытывает мощное давление государственной бюрократии. Если же это давление будет облечено в православные представления о «свободном» предпринимательстве, то тяжёлой аллергии в отношении к РПЦ ему не избежать.

Но быстрее всего «взбунтуется» школа, прежде всего родители, инстинкт которых нельзя обмануть. Ведь они посылают ребёнка в школу и вуз не для того, чтобы он знал «Отче наш» (при желании это легко сделать вне школы), а для того, чтобы он развил свой ум, обрёл интеллектуальный капитал, наконец, профессию, которая позволила бы ему иметь достойную работу. Получить это можно единственным путём – в процессе освоения (соответственно преподавания) необходимых дисциплин на научной основе. Всякая иная – ложь и обман. Да, на научной основе можно и нужно преподавать не только физику и химию, но и литературу, этику, историю и культуру, в том числе и историю религий. Разумеется, научное образование не исключает ни нравственного, ни эстетического, ни физического развития детей и молодёжи.

Отечественная наука, несмотря на её анемию, тоже не сможет остаться в стороне и будет напоминать о недопустимости клерикализации, но её «протестный» потенциал невелик. Неизбежное в условиях теократии падение престижа науки и уважения к ней приведёт либо к массовому «бегству» мозгов за рубеж (если не закроют границы), либо к созданию вариантов «шарашек», когда интеллектуальная свобода будет сведена к минимуму, а область исследований и разработок – к тому узкому набору приоритетов, которые присущи всем недемократическим, в том числе и теократическим режимам, т. е. по преимуществу к обслуживанию военно-промышленного и топливно-энергетического комплексов.

Но довольно общего, вернусь к частному, к той эмоциональной реакции, которая последовала на мою реплику о том, что РПЦ занимается ненужным, даже вредным для неё делом, нарушает принцип светскости российского государства вместо того, чтобы использовать имеющиеся у неё конституционные возможности и народный кредит доверия по прямому назначению, т. е. окормлению верующих. Это частное – мгновенный ответ Всеволода Чаплина. Он словно ждал моих слов (но, скорее всего, это её, РПЦ наболевшее, вожделенное). Его зафиксированный в «Комсомольской Правде» ответ гласит: «Церковь не может развивать свои программы в воскресных школах, потому что их у неё после революции беззаконно отняли. Около 35 тысяч школ». Возможно, мне изменяет память, но в ходе дискуссии эта мысль об «отнятых» школах была выражена более последовательно и решительно. Но и это заявление достаточно определённо, чтобы понять, что имеется в виду: либо ты, государство, впускаешь меня, РПЦ, в – как минимум – 35 тысяч школ, либо просто отдаёшь их нам в наше полное ведение, поскольку они были «беззаконно отняты».

У меня есть стойкое убеждение в том, что аппетиты церкви продолжают расти. В конечном счёте, им нужны все наши школы, все наши вооружённые силы, все наши души, вся Россия. Это и есть «православное рейдерство», которое обречено на неудачу, поскольку Русская Православная церковь, похоже, неспособна к переменам, не хочет извлекать уроки из истории и воспринимать жизнь такой, какова она есть на самом деле.