ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ Лето 2010 № 3 (56)

РЕЦЕНЗИИ

Виталий Огвоздин

Дискуссия о роли и месте церкви в современной России не затухает. Не останавливается и ползучая клерикализация. Глядишь, скоро мы от двоек по введённым в школах предметам по основам «традиционных» религий перейдём к уголовной ответственности за отрицание существования Бога. Религиовед М. М. Богословский в статье «Государство и церковь в России», размещенной на сайте СПб РГО «Светский гуманист» ¹ привёл высказывание Виктора Гюго о том, что свет цивилизации можно потушить двумя способами – нашествием солдат и нашествием священников. Он же в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 26 марта 2010 г. в статье «Возможен ли союз науки и религии» указал на «очевидные расхождения» между ними, и сделал вывод, что ввиду этих расхождений такой союз невозможен. На страницах «Комсомольской правды» 3 апреля и 6 мая 2010 г. были опубликованы две статьи. Первая – с кратким изложением взглядов верующего учёного Фрэнсиса Коллинза, который был руководителем проекта по расшифровке генома человека. Из атеиста он превратился в верующего. Во второй изложено мнение его оппонента – тоже учёного, атеиста Ричарда Докинза. Читатели сами должны решать, чьи доводы им ближе. В первой статье приведены, конечно, далеко не все доводы Коллинза в пользу религии. Более полно он изложил их в книге «Доказательство Бога. Аргументы учёного» (М.: Альпина нонфикшн, 2008. – 216 с). Особый интерес эта книга вызывает потому, что написал её учёный, который защищает ценность науки, рассказывает о последних достижениях в космологии, теории эволюции и генетике человека. Во введении он говорит: «По моему мнению, здесь нет конфликта, можно одновременно быть ученым-естествоиспытателем, строго придерживающимся научных методов, и веровать в Бога. Я покажу, что две точки зрения – научная и религиозная – способны сосуществовать в пределах одной личности, обогащая и просвещая её». И далее в книге приводятся примеры верующих естествоиспытателей, называя имена Коперника, Кеплера, Галилея, Ньютона. Но то была совершенно другая историческая эпоха. У них и многих других учёных прошлого вера в Бога была обусловлена безраздельной господствующей религиозной традицией, укладом тогдашней жизни, которая с рождения и до смерти, в будни и праздники проходила в религиозной обстановке и не мыслилась без веры в Бога и соблюдения церковных обрядов.

B XXI веке, когда достижениями наук опровергнуты практически все библейские представления о природе мира и человека, всё больше учёных не связывают своё мировоззрение с религией и тем более не рассматривают её как способ познания окружающей действительности. Коллинз тоже считает, что «наука – единственный надёжный путь познания природы…».

Очевидно, что Коллинз – учёный. И он – религиозный верующий. Как учёный он со знанием предмета рассказывает о Большом взрыве, образовании Вселенной, возникновении Солнца и Земли, об эволюционной теории Дарвина, о молекуле ДНК, об открытии и расшифровке генома человека. Для меня это – главное достоинство книги, которую, думаю, с пользой прочитает каждый, кто интересуется этими вопросами. Но почему, по мнению Коллинза, наука не может здраво судить о смысле человеческого существования – непонятно. Мне кажется, что он совсем не обязательно должен быть связан с Богом. Как мне уже приходилось говорить в связи с откликом на книгу Д. А. Гранина ², достаточно с позиции признаваемой Коллинзом теории Дарвина взглянуть на эволюционное развитие природы и самого человека, чтобы представить, как через миллионы лет после возникновения Земли неживая природа породила живую, которая развилась в нынешнее многообразие флоры и фауны. Появился разумный человек – «дитя Природы», благодаря чему Природа получила ещё большую возможность саморазвития и плюс к тому – самопознания. Отсюда следует, что в широком, эволюционном понимании назначение и смысл жизни человека – это сама жизнь и её познание, это всё более гармоничное участие человека в жизни природы, это совершенствование человека и общества. Если вдуматься, то по большому счёту именно этим фактически и занимаются и посвящают свою жизнь большинство людей. Каждый – своим делом, в меру своих способностей, таланта и возможностей.

	Фрэнсис Коллинз

Особенность религиозного ответа на смысл жизни состоит в том, что он не сводится к земным смыслам человеческого существования, но выносится верой в Бога за рамки природной, социальной и культурной действительности – в область сверхъестественного. Неверующий в сверхъестественное не видит в этом необходимости. Так что здесь возникают два разных ответа на смысл жизни человека. Нельзя не согласиться с Коллинзом в том, что «в споре о смысле жизни сохранять нейтралитет невозможно ни для учёного, ни для верующего». Здесь приходится выбирать: либо связывать смысл жизни с Богом, либо, если человек не верит в него, обходится без этого допущения.

Коллинз – не только учёный, но и верующий человек. Исходя из своей веры в существование Бога, он приводит свои доказательства его бытия, пытаясь тем самым с помощью разума как бы превратить свою религиозную веру в знание, которое не противоречит научному.

Какие же это доказательства?

Главным и самым убедительным доказательством существования Бога Коллинз считает «нравственный закон», о котором он говорит с первой и до последней главы своей книги. В первой главе он приводит следующие доводы: «Один из главных примеров действия Нравственного закона – альтруистический импульс, зов совести…». «Милосердие, или бескорыстный альтруизм – главная трудность для эволюционистов. Данный тип поведения… нельзя объяснить стремлением эгоистичных генов индивида к самосохранению…» «Нравственный закон действует только у людей». «Это явление похоже на закон природы, такой же, как закон всемирного тяготения…». Многие исторические источники, продолжает Коллинз, «…осуждают угнетение, убийство, предательство, обман, одинаково предписывают помогать старикам и детям, немощным и слабым, творить милостыню, блюсти беспристрастие и честность». «Понятие о добре и зле свойственно всем представителям рода человеческого».

Изложив эти доводы, Коллинз тут же спрашивает: «Является это знание добра и зла природным качеством человека или оно внедрено в нас культурными традициями?» «Что же делать с Законом человеческой природы, если его примитивное объяснение как порождения культуры или побочного продукта эволюции не проходит?» В конечном счёте, он утверждает: «Доводы, основанные на Нравственном законе, наряду с другими соображениями, заставили меня признать вероятность гипотезы Бога». В последней, одиннадцатой главе книги, он закрепляет свой вывод: «Спустя почти тридцать лет после обращения к вере я по-прежнему выделяю для себя Нравственный закон как самое сильное указание на существование Бога».

Не вдаваясь в анализ всех приведённых доводов, отметим главный из них, от которого зависит судьба остальных. Это – непризнание Коллинзом объяснения Нравственного закона как «порождения культуры». Если непредвзято посмотреть на окружающую нас реальную жизнь, то именно эволюция человека, весь исторический опыт существования человечества и формирует то, что Коллинз называет «нравственным законом», единым как свод общечеловеческих норм морали и бесконечно многообразным по конкретному содержанию и проявлению у разных народов в разные исторические эпохи. «Нравственный закон» не лежит впереди или до опыта, он не априорен, он вытекает из опыта, т. е. апостериорен. А на биологическом уровне человеческий опыт, познание, оценки, осмысление всего и вся разворачиваются на основе врожденных и генетически обусловленных способностей, качеств, свойств человека как природного существа, за плечами которого 500 миллионов лет развития жизни на Земле (а по новейшим данным – около 4 млрд. лет). Именно такое объяснение дают нам современная наука и здравый смысл. И если «нравственного закона» нет на генном уровне (на этом уровне заложены лишь способности различать добро и зло, истину от лжи и т. д., т. е. основа, на которой и формируется моральное сознание и моральное чувство), то это не значит, что его надо искать у господа Бога. И надо крепко закрыть глаза, заткнуть уши и все мысли направить к небесам, чтобы не видеть и не слышать ежедневные примеры воспитания в соответствии с этическими нормами, которые соотносятся не с Богом, а с опытом людей и являются ничем иным, как «порождением культуры». Совесть – это не голос Бога, а врождённая мыслительная способность совершать рефлексию, особого рода оценочное размышление относительно моральных вопросов или поступков (в результате этой рефлексии мы как бы слышим её «голос» как «голос совести»). В ней нет ничего мистического, она развивается (или не развивается) как способность к самооценке своих поступков по нормам морали, принятым в обществе. Представления Коллинза о «божественных» обоснованиях «нравственного закона» явно надуманы, его аргументы к современным научным представлениям о поведении человека никакого отношения не имеют, а требуются его верой в Бога.

Ещё одним важным аргументом для Коллинза в пользу Бога служит антропный принцип, о котором Коллинз говорит в третьей главе книги. «Чем обширнее становятся наши знания о том, как возникла Вселенная и сформировалась наша Солнечная система, тем больше обнаруживается в природе явных и удивительных совпадений, одинаково загадочных и для учёных, и для философов, и для богословов. Общий вывод о том, что Вселенная “настроена под людей”, именуется антропным принципом». При этом Коллинз выбирает такую трактовку этого принципа, согласно которой «то, что физические константы и законы настроены под разумную жизнь, – не случайность, а прежде всего результат действий Того, Кто создал Вселенную».

С точки зрения дарвиновской теории эволюции, которую Коллинз безоговорочно признаёт научной, логичнее было бы другое толкование этого принципа, а именно, что Вселенная со всеми своими загадочными совпадениями «…обладает всеми необходимыми свойствами, чтобы дать начало разумной жизни». Но верующий Коллинз отстаивает «настройку» Вселенной Богом под заранее задуманных им людей. И ставит телегу впереди лошади. Действительно, «совпадение» человека и природы вытекает из удивительно простого факта нашего фундаментального родства и единства с природой. Ведь именно эти «согласования» указывают на то, что мы «плоть от плоти, кровь от крови» «дети» природы, её творения и её творческая часть.

Кроме Нравственного закона и антропного принципа Коллинз приводит и другие доказательства существования Бога: «Мне, кроме того, стало ясно, что наука, несмотря на свою бесспорную мощь в раскрытии тайн природы, не продвинет меня в решении вопроса о Боге. Если Бог есть, то находится вне природы, поэтому Его невозможно познать с помощью инструментов науки. Свидетельства существования Бога должны приходить к нам другими путями (я заглянул в собственное сердце), а окончательное решение может быть основано только на вере – не на доказательстве». Этот последний аргумент он повторяет в десятой главе: «Невозможно полноценно доказать с помощью логических доводов, что Бог есть, – в это необходимо уверовать».

Разумеется, это не доказательство, а скорее исповедь верующего человека. Спорить с такого рода «доказательствами» нет смысла. Вера действительно не разум, и в вопросе о Боге они расходятся, если только вера не подчиняет себе разум и не заставляет его искать для своего подтверждения те или иные логические доводы. Но при этом должно быть ясно, что свободе мысли и разума здесь нет места. Разум здесь невольник с самого начала и выполняет роль покорного слуги.

Вместе с тем Коллинз хотел бы сохранить мирные отношения между верой и разумом, наукой и религией. Он спрашивает: «Оставляют ли современные знания в области космологии, эволюции и генетики человека возможность для богатого и гармоничного сочетания между научным и религиозным мировоззрением?». И отвечает решительным (но благодушным по своей сути) «да». По мнению Коллинза, научное и религиозное мировоззрение предлагают разные, но взаимодополняющие пути поиска ответа на этот вопрос. Например, в третьей главе Коллинз спрашивает: можно ли достичь согласия между наукой и религией в фундаментально важном вопросе о происхождении Вселенной? «Коль скоро имел место Большой взрыв, что было до него и что его вызвало (или кто вызвал)? Наука бессильна дать здесь ответ. Для богословов же теория Большого взрыва выглядит весьма интригующе, так как в ряде религиозных традиций описывается сотворение Вселенной Богом из небытия… Большой взрыв прямо-таки вопиет о сверхъестественном объяснении». «Характерно, – говорит здесь же Коллинз, – что глава римско-католической церкви папа Пий XII активно поддерживал теорию Большого взрыва ещё до того, как она получила достаточное научное обоснование».

По-моему, объяснение происхождения Вселенной с помощью идеи Большого взрыва не только не «вопиет», но даже не шепчет о сверхъестественном объяснении происхождения Вселенной. На бездоказательное утверждение богословов, что до Большого взрыва в мире царствовал Бог, можно возразить предположением, что вместо Бога перед взрывом было сжатие Вселенной. Сам Коллинз здесь же пишет: «В настоящее время неизвестно, будет ли Вселенная расширяться вечно или в какой-то момент силы гравитации возьмут верх и галактики начнут вновь сближаться, что в итоге приведет к “Большому сжатию”». «Солнце – звезда второго или третьего поколения, образовалась путём локального вторичного сжатия около 5 млрд. лет назад».

Ссылаться на Бога, организовавшего «светопредставление» в виде Большого взрыва, означает поддержку теории «Бога пробелов» (заполнять не изученную область знания, т. е. пробелы – Богом ), которую сам Коллинз критикует за то, что она наносит вред религии. В четвёртой главе Коллинз пишет: «От затмений в древнейшие времена и движения планет в Средние века до происхождения жизни сегодня концепция “Бога пробелов” слишком часто оказывала медвежью услугу религии и, как следствие, самому Богу. Вера, помещающая Бога туда, где нам не хватает знаний о природе, окажется перед лицом кризиса, когда благодаря прогрессу науки пробел удастся заполнить».

В четвёртой главе, признавая эволюционизм в качестве «фундаментальной основы биологической науки», Коллинз, тем не менее, приводит мнение одного протестантского теолога, который «…принимал эволюцию как “теорию метода, применявшегося божественным провидением”, выдвигая тезис о том, что природа самой эволюции может быть сверхъестественной». В конце главы он задаёт лукавый вопрос: «…Разве эволюция не имеет автора?». (Если ответить утвердительно, то мы вправе задать и следующий вопрос: а кто автор автора?)

И, наконец, в седьмой главе утверждается, что теория эволюции не отрицает Бога. Просто Бог «…осуществил посредством эволюции свой план творения». Думается, что более убедительным является образное определение Докинза, назвавшего природу слепым часовщиком. Природа спонтанна, самопроизвольна, стихийна и слепа, хотя и действует по сложнейшим законам. Так и часовщик, если он любит своё дело, не может не делать всё новые и новые часы – в нашем случае – Вселенные, галактики и т. д. Но будучи слепым, ему, как и природе, невозможно увидеть всё, что он делает как в текущий момент времени, так и в перспективе своего творчества. Это значит, что у природы есть законы, законосообразности, которые являются зачаточным проявлением того, что на уровне человека проявляется как способность осмыслять мир и самого себя, как способность формулировать и созидать смыслы. Поэтому человек – это «зрячий часовщик» (хотя он много чего ещё не видит). И поэтому он высший результат творческой эволюции мира.

Особое значение для доказательства гармонии науки и религии имеет толкование Библии, о чём Коллинз говорит в третьей и шестой главах своей книги. Чтобы устранить явные противоречия между наукой и библейскими историями и чудесами, Коллинз использует позицию небуквалистов, которые, в отличие от буквалистов, допускают вольную интерпретацию священных текстов. Более того, он предупреждает об опасности их буквального понимания. На вопрос о книге Бытия: «Так что же перед нами – поэтическое, может быть, даже аллегорическое повествование или все-таки история, которую следует понимать буквально?», Коллинз отвечает: «Безусловно, мы имеем дело с ярким и поэтичным повествованием о том, как Бог создавал мир». Это даёт возможность Коллинзу так интерпретировать противоестественные библейские истории, чтобы они не противоречили научным данным. В шестой главе, чтобы объяснить соответствие научно установленного возраста Земли библейским семи дням творения, Коллинз обращается за помощью к блаженному Августину – богослову IV – V вв., который, ссылаясь на Библию, высказывал предположение, что «день Господа» мог длиться тысячи лет. Это, конечно, несерьёзно и, объективно говоря, Коллинз-верующий принижает здесь Коллинза-учёного.

	Выступление Р. Докинза в Транснациональном центре исследований (Амхёрст, США)

Такого же оппортунистического толкования Библии придерживается Коллинз и в истории с сотворением Адама из праха земного, а затем Евы из его ребра. В десятой главе он задаётся вопросом: «Что это – символическая аллегория… или достоверное описание реальных событий?» И приводит мнение одного из религиозных мыслителей, который считал, что «…это скорее нравоучение, чем биография или параграф из учебника естествознания».

В одиннадцатой главе, говоря о воскресении Христа из мёртвых, Коллинз признаёт: «Для научного мышления задача была не из простых». Тем не менее, он оправдывает свою веру в это чудо тем, что «…коль скоро Христос действительно был Сыном Божьим… то, безусловно, мог приостановить действие законов природы, если это Ему требовалось для достижения какой-либо более важной цели». Здесь прямо нужно признать, что верующий Коллинз просто издевается над Коллинзом-учёным, вступая в область иррационального произвола. Суждения о чудесах поражают своей слабостью и неубедительностью: «Чудеса играют исключительно важную роль в христианстве – особенно главное из них, воскресение Христа. Как же можно верить во все это, считая себя современным, рационалистически мыслящим человеком? Вообще говоря, если вы будете исходить из предпосылки, что сверхъестественные явления невозможны, убедить вас в обратном не удастся. Твёрдый материалист, с точки зрения которого чудес не бывает… будет твердить, что в природе иногда происходят редкие события. Верующий же, изучив факты, возможно, заключит, что чудо здесь вероятнее, чем его отсутствие». Это, конечно, не суждения учёного, а осторожные утверждения верующего человека, уважающего мнение неверующего. Но с научной точки зрения они совершенно неубедительны. Напротив, чем больше мы ищем достоверных фактов или свидетельств воскресения Христа, тем меньше у нас оснований верить в это чудо. Достаточно сказать, что на сегодняшний день нет ни одного факта жизни, смерти и воскресения Христа, который можно было бы в полной мере изучать научными методами. Время от времени они «находятся», как, скажем, Туринская плащаница. Но скрупулёзные исследования всякий раз не обнаруживают никаких чудес, никаких прямых или косвенных подтверждений библейского чуда.

В завершённом виде гармония науки и религии представлена Коллинзом в десятой главе, в его собственном варианте веры – теистическом эволюционизме (Био-Логосе), основанном на признании шести постулатов, которые представляют собой совокупность религиозных представлений и научных открытий. Научно доказанное возникновение Вселенной путём Большого взрыва «сочетается» с божественной настройкой её параметров для возможности жизни в ней человека; появление людей в результате эволюции дополняется богоданными человеческими свойствами – Нравственным законом и поиском Бога; механизм возникновения жизни на Земле остаётся неизвестным, но после того, как она появилась, развитие разнообразных форм происходило за счёт эволюции и естественного отбора; раз начавшись, эволюция не нуждалась в сверхъестественном вмешательстве.

«Приняв эти шесть постулатов, получаем, – утверждает Коллинз, – убедительный, интеллектуально удовлетворительный и логически непротиворечивый синтез: Бог, не ограниченный пространством и временем, создал Вселенную и установил управляющие ею законы природы». Среди серьёзных верующих биологов, утверждает Коллинз, преобладает теистический эволюционизм. В то же время, он говорит, что «теистический эволюционизм не претендует, конечно, на доказательство реальности Бога: невозможно полноценно доказать с помощью логических доводов, что Бог есть, – в это необходимо уверовать».

Но примиряет ли Коллинз религию и науку? Нет. Вместо этого он предлагает своё толкование религии, в которую втискивает некоторые научные представления и открытия. Коллинз с самого начала поставил перед собой ложную цель. Не лучше ли переформулировать сам вопрос и спросить, а нужно ли примирять или сталкивать «лбами» науку и религию? Не лучше ли им разойтись миром и научиться жить на почтительном расстоянии друг от друга? Их безопасное существование обеспечивается не вторжениями религии – в науку, а науки – в религию, не их союзом или войной, а совершенно иным способом – юридически закрепленными договоренностями. Что и отражено в Конституции РФ и конституциях практически всех демократических государств в форме принципов светскости государства, свободы мысли, убеждений и совести. Они защищают свободу государства как аппарата управления и как страны в целом от власти какой-либо религии, а бытующие в обществе религии – от власти государства над ними. Эти принципы защищают свободу религии, признают суверенность её особых территорий и областей жизни. Они самым простым и эффективным образом разводят в разные социально-культурные и территориальные пространства религию и науку, церковь и школу, верующих и неверующих, церкви и различного рода культовые учреждения, чтобы они не теснились и не притесняли друг друга.

В мире много вещей, которые не нужно ни мирить, ни ссорить, хотя можно и нужно с достоинством и уважением обсуждать вопрос о религии и науке, вере и разуме. А как они уживутся между собой во внутреннем мире человека, то это, в конечном счёте, личное дело самого человека, дело его выбора, его свободы, права и ответственности. Единого решения и тем более правила здесь нет и быть не может.

В какой-то мере Коллинз понимает это, когда говорит что «пора объявить перемирие в ширящейся войне между наукой и религией». Неточность Коллинза здесь в том, что верующие слишком болезненно реагируют на утверждения учёных, что они снова и снова «вот здесь и здесь» не обнаружили Бога. Война ширится лишь в глазах верующих. В глазах учёных есть не отрицание Бога, а прогресс научного знания, улучшающего в итоге условия земного существования человека. Быть может верующим и не нужно обращаться к ним с вопросами о бытии Бога? Тогда они и говорить об этом не будут. Да и зачем верующим ждать от науки «да» или «нет» в отношении существования Бога? Она – о другом.

Перемирие, а точнее – мирное сосуществование науки и религии в соответствии с Конституцией РФ особенно актуально для россиян. От такого, как сейчас, перекоса в сторону религии ничего хорошего ждать не приходится. Призывы учёных к руководству страны – опомниться, остановить клерикализацию и огосударствление православия – заглушаются церковными песнопениями в храмах, где руководители государства демонстрируют свою религиозность. Но и неверующим надо тщательно избегать оскорбления религиозных чувств верующих. При наблюдении за жизнью рядовых прихожан или просто верующих напрашивается вопрос: вместо того чтобы продолжать крепить союз церкви и государства, не пора ли традиционным религиям, прежде всего православию, приводить себя в состояние, соответствующее умонастроению современного рядового верующего? Не стоит ли РПЦ быть ближе к народу и активнее откликаться на его беды и нужды, быть защитницей от произвола бюрократии и всякого рода власть имущих? Не актуальна ли реформа церкви? Вся современная жизнь в России требует обновления и модернизации. Почему в стороне от перемен должна стоять религия?

¹ М. М. Богословский. «Государство и церковь в России». // «Светский гуманист», http://humanism.su/ru/articles.phtml?num=000753

² В. Ю. Огвоздин. Религиозные «Причуды моей памяти» Д. А. Гранина. // ЗС № 3 (52), 2009, http://razumru.ru/humanism/journal/52/ogvozdin.htm