Г. В. Гивишвили. ГУМАНИЗМ И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

Глава IV. ГУМАНИЗМ И НРАВСТВЕННОСТЬ

§ 19. Два вида нравственности

▪ Античные представления о морали.
▪ Два вида нравственности.
▪ Изменений моральных принципов.

Интересно, много ли найдется в наше время тех, кого бы ни задело сравнение его с героями бессмертной трагедии Н. Гоголя «Мертвые души»? Но ведь эта неприглядная галерея русского провинциального дворянства XIX века, так достоверно представленная гением русской литературы, не канула в Лету. Собакевичи и Плюшкины, Ноздревы и Маниловы преспокойно живут по соседству с нами, учатся вместе с нами, они – наши коллеги, иногда – друзья. И никуда от этого не деться, поскольку врожденные черты характера не выбирают. Ими награждает нас природа без нашего ведома и согласия. Но для того то и дается нам разум, чтобы мы могли разглядеть в себе все достойное и недостойное, а затем развивать первое и подавлять второе. Что же именно признавать тем или другим, зависит от места и времени, в которых мы пребываем. Особенно отчетливо изменение морали во времени проглядывает в западной культуре.

Уже упоминавшийся нами Аристотель к добродетели причислял следующее: мужество и умеренность, щедрость и правдивость, рассудительность и справедливость, а также умение дружить. Причем каждое из указанных качеств он понимал как середину между двумя крайностями – «избытком» и «недостатком». Например, мужество как середину между трусостью и безрассудством, а умеренность – как середину между бесстрастностью и распущенностью.

В целом же, основной вопрос этики – вопрос о смысле и цели жизни – Аристотель решал оптимистически. Он полагал, что высшим благом для человека является счастье. Для него наслаждение и добродетельная жизнь были неразделимы: как без добродетельной деятельности нет истинного наслаждения, так и без наслаждения нет совершенной деятельности. Как бы предвидя возможность искажения его мысли, он специально подчеркивал, что наслаждение ни в коем случае нельзя смешивать с развлечением. Ибо первое отождествляется с усердными трудами, а второе с отдохновением от трудов. Таковы были суждения не одного только Аристотеля. Он выражал коллективное мнение большинства своих современников. Особенно последовательно идеи счастливой жизни развивал другой философ – Эпикур, откуда и произошло понятие эпикурейство ¹⁵.

Современный читатель почти не встретит в сочинениях античных моралистов такие слова, как сочувствие и сострадание, великодушие и снисходительность. Почему? Да потому, что у них не было серьезных причин переживать эти чувства. Еще в VII веке до н. э. греки свергли своих царей и заменили их должностными лицами – архонтами. А последних ежегодно переизбирали большинством народа (Так возникла первая, еще очень несовершенная демократия – правление народа-демоса). Разрушив пирамиду неравенства, они распрямили плечи и вздохнули полной грудью. И решили, что жизнь – прекрасная штука. Им ли – свободным, гордым и независимым гражданам полиса было печалиться, думать о зле, страданиях и смерти? Они еще слишком непосредственно, по-юношески радовались светлым сторонам бытия. Пожалуй, один только мрачный аристократ Платон казался исключением.

«Ледниковый период» тирании неравенства, вернувшийся в Европу вместе с победой Римской империи над Римской республикой заморозил слабые ростки гражданской этики. И как только свет античности померк, оказалось, что именно Платоново мироощущение более всего созвучно христианской морали. Согласно последней, нравственность должна преследовать цель вовсе не счастье человека, а святость. Это значит, что помыслы человека должны быть устремлены на отказ от всего, что связывает его с плотской (телесной) стороной бытия. Идеалом для него должно стать умерщвление этой самой плоти, полное самоотречение и аскетический образ жизни. Однако в христианство оказались заложенными другие гуманистические ценности и добродетели. Среди них – сочувствие, жалость, сострадание, милосердие, жертвенность и многие другие.

Социальная пирамида Средневековья состояла из трех крупных блоков – аристократии, духовенства и третьего сословия.

Аристократия избрала себе идеалом рыцарство. В современных условиях рыцарство толкуют как самоотверженность, великодушие, благородство, честность и т. д. Однако объективность требует признать: в реальности всеми этими бесспорно достойными качествами обладали редкие единицы из общей массы феодальной знати. В гораздо большей степени ей были присущи циничная расчетливость и холопская преданность к вышестоящим по рангу, презрение к «деревенщине» и высокомерие ¹⁶, вероломство и корыстолюбие.

Даже окруженное романтическим ореолом рыцарское преклонение перед дамой было пропитано фальшью. С одной стороны, священный долг вроде бы обязывал рыцаря блюсти христианские заповеди, в том числе и заповедь целомудрия. Ибо было сказано, что «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя…»

Между тем, особую пикантность ¹⁷ рыцарской любви придавало то, что она адресовалась, как правило, замужней женщине. Мифическая держава прославленного (также мифического) короля Артура погибла (как утверждают рыцарские романы) из-за связи «достойнейшей» королевы Геневеры с племянником Артура Людредом (а возможно и с другими знатными сеньорами из окружения короля). И поэзия трубадуров превозносила флирт превыше всего со знатной дамой. Его же восхваляла самая знаменитая средневековая поэма о любви «Роман о розе». Что не мешало ей делать реверансы и изысканно-любезной (куртуазной) любви. Как нельзя полнее и вернее отразил глубокую раздвоенность коллективного сознания и моральных идеалов рыцарства, возможно, самый популярный литературный герой Средневековья Дон Кихот Ламанческий.

При всем том, что рыцарские представления о чести отличались крайней противоречивостью и идеализацией, в них все же присутствовали и такие понятия, как сострадание и справедливость. Иногда, пусть на словах, пусть редко, но все же в них проскальзывало сочувствие к слабым и притесняемым. Дворянство – правопреемник феодальной знати, сочло, что время игры в «доброго гения» истекло. Сбросив маску лицемерия, оно явило миру свое истинное лицо алчного и беспринципного трутня. Ясно и открыто свое отношение к нему большинство французов выразило в день взятия Бастилии.

Еще разительней расхождение между нравственными проповедями и реальной жизнью было в среде духовенства. С одной стороны, ею провозглашались аскеза ¹⁸ и добровольный уход от мирской суеты. С другой – большинство священнослужителей без всякого стеснения грешило сребро- и властолюбием, чревоугодием и развратом. И первыми в ряду нарушителей заповедей Христа стояли римские папы: Александр VI со своим развратным «святым семейством», Лев Х и Климент VII , «обслуживавшие» интересы семьи Медичи. Также на славу потрудился, но уже для своего семейства, Павел III «выкроивший» для своего сына герцогство Парма и Пьяченца. О действительных же нравах рядовых служителей церкви немало рассказали Боккаччо в своем «Декамероне» и Ф. Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле».

И все же вершиной моральной деградации церкви стала практика открытой торговли церковными санами, реликвиями и даже индульгенциями ¹⁹. Богатым уже не было нужды заботиться о рае небесном. Церковь дозволяла создавать им себе рай в этой, земной жизни. Так что М. Лютеру, У. Цвингли, Ж. Кальвину и другим вождям реформации (протестантизма) было чем оправдать свой бунт против «святой» католической церкви. Первый раздел христианства на католическую и православную ветви (XI в.) произошел, как известно, в основном из-за политических амбиций обеих сторон и разногласий в формулировках некоторых догм. Протестантизм же, расколовший христианство в XVI в., явился следствием нравственного вырождения католичества. Разумеется, все три церкви извлекли соответствующие уроки из произошедшего. Тем не менее, моральная двойственность исторического христианства оставила глубокий след на всей его деятельности.

Менее всего раздвоенность между теорией и практикой ощущалась в сознании третьего сословия (купцов, ремесленников, крестьян). Ведь ему оставляли всего одну «почетную привилегию» – право беспрекословно повиноваться и прилежно служить государю и знати. Ибо готовность доставлять удовольствие господам как раз и составляла высшее моральное достоинство, которое могло быть ему доступно. Так, во всяком случае, казалось господам.

Каково было мнение на сей счет самого третьего сословья можно понять из крестьянских бунтов, прокатившихся по Англии, Германии и Франции. Еще одну, сходную точку зрения выразила цепная реакция буржуазных революций, начало которым положила революция в Нидерландах (XVI в.). Правда, позже, взяв верх над аристократией, «третье сословие» само раскололось на два противоположных блока. Но это противостояние указывало на то, что идея неравенства уже исчерпала себя. Что настало время ей уступить место иным понятиям.

В принципе, есть два типа нравственности, радикально различающихся между собой. Один основан на принципе равенства. Условно (временно) назовем его демократическим. Античная мораль может служить примером некоторого приближения к нему. Только приближением, сравнительно близким, но не более того. В частности, потому что античная идея равенства не включала в свой круг варваров, т. е. не греков и рабов. Последние попросту не признавались полноценными людьми. Такая уступка национальному высокомерию, конечно же, явилась колоссальной ошибкой античного менталитета. Тем не менее, в пределах своей нации античные греки признавали полное равенство прав всех свободных граждан. Впрочем, и среди них встречались порочные люди (и их было немало).

Полководец Алкивиад стяжал себе позорную известность беспринципностью и лживостью, корыстолюбием и разнузданностью. А ведь он, искренне восхищаясь нравственно безупречным Сократом, даже пытался подражать ему. Таким образом, об античной морали можно сказать, что она была исторически первым, но далеким от совершенства образцом гражданской и демократической морали. Современный гуманизм не признает какого бы то ни было неравенства прав между людьми. Следовательно, и нравственность, ориентированную на принцип всеобщего равенства, можно смело именовать гуманистической.

Здесь следует помнить об одной крайне важной детали – о существовании принципиальной разницы между моралью и правом. И вот почему. В СССР формально (согласно конституциям 1924, 1936 и 1977 гг.) все граждане страны были признаны равноправными. Это, однако, не помешало И. Сталину по собственному произволу решать вопросы жизни и смерти миллионов людей, которых он считал политически «неблагонадежными». Что давало ему это право? Большевистская мораль, которая признает одних людей (рабочий класс и колхозное крестьянство) «достойными», а других – «недостойными» (предпринимателей, фермеров и им сочувствующих). В этом смысле она ничуть не лучше и не хуже любой религиозной морали, каждая из которых считает единоверцев «чистыми», иноверцев же – «нечистыми». Точно также и аристократическая мораль еще совсем недавно видела в «простолюдинах» людей, созданных для того, чтобы делать жизнь аристократии как можно более комфортной.

Исторически мораль, признающая неравенство нормой, была связана с психологией, которую можно определить как общинную, соборную, коммунальную, тоталитарную. Ибо предполагается, что люди сами по себе столь неразумны, что могут существовать, только сбившись в стадо. А в стаде непременно обязан быть лидер, или несколько лидеров. Над ними – само собой – вожак. Наконец, превыше всех должен пребывать «пастух» с помощниками. Чтобы низам не было слишком уж досадно, что над ними столько «начальства», верхам приходилось лукавить, лицемерить и оправдываться.

И тогда в ход шли ссылки либо на божественное происхождение монархической власти, либо на необходимость диктатуры пролетариата, избранной нации, порядка и т. д. В таком случае к негативным врожденным качествам человека добавляются социальные пороки, взращенные воспитанием, идеологическим догматизмом и фанатизмом и т. д. Противоестественная раздвоенность коллективного сознания и морали, присущая цивилизациям традиционного типа, – прямое следствие беззакония, порочной – иерархической и несправедливой – экономической практики. Сословная или церковно-конфессиональная мораль – знак разделения людей. Духовное и политическое неравенство способно проникать даже в такую область отношений людей, как мораль, превращая ее в мораль посвященных, классово или расово «чистых» и т. д. Так нравственность превращалась в безнравственность.

Темы для обсуждения

1. Что понимают под нравственностью гуманисты?

2. Чем гуманистическое понимание нравственности отличается от традиционалистской?

3. Как исторически менялись нормы морали?

¹⁵ В Средние века смысл эпикурейства грубо извратили. Ему приписали пошлое стремление к чувственным удовольствиям и склонность к изнеженной жизни.

¹⁶ Всевозможные военачальники, сражавшиеся с Жанной д’Арк или же против нее, занимали в представлении современников куда более высокое и почетное место, чем простая крестьянская девушка. Да и церковь, отправившая ее на костер, канонизировала ее (причислила к «лику святых») только спустя пять столетий, т. е. в прошлом, ХХ веке.

¹⁷ Пикантный – острый, пряный, возбуждающий интерес, любопытство.

¹⁸ Крайне строгий образ жизни, связанный с отказом практически от всех жизненных благ.

¹⁹ Грамотами «об отпущении грехов», выдаваемыми церковью от имени папы за деньги или какие-либо заслуги перед церковью.