Г. В. Гивишвили. ГУМАНИЗМ И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

Глава V. ГУМАНИЗМ КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ

§ 24. О праве на детство

▪ Детство и обычаи, связанные с воспитанием.
▪ Детство и воспитание в древности.
▪ Права ребенка и современность.

Несмотря на то, что положение женщин в прошлом было стеснено до чрезвычайности, оно еще было более или менее сносным в сравнении с участью детей обоего пола, но девочек в особенности. У некоторых отсталых народов Южной Америки времен расцвета инкской империи отношение к ним было таким отвратительно жестоким, что нельзя без содрогания читать описания того, что с ними делали. Не менее чудовищным, но еще более извращенным оно было у некоторых народов древнего Ближнего Востока.

Так, царь моавитян, чтобы склонить исход одной из битв в свою пользу, принес на городской площади в жертву богам своего родного сына. Финикийцы приносили в жертву богу Молоху своих первенцев, а в особых случаях и своих самых любимых (подросших) детей. Библейский патриарх Авраам едва не принес в жертву своего единственного, оставшимся после изгнания Измаила сына. Ему показалось, будто такова была воля Господня. Не посмел ослушаться голоса свыше богобоязненный старец, занес было руку с ножом над любимцем Исааком, да вовремя остановил его тот же глас с небес, запретил сыноубийство. К чести Авраама следует признать, что он нашел в себе мужество порвать с бесчеловечной традицией и принести в жертву не человеческое существо, а овцу. Но в своем культурном развитии человечество пошло дальше. Сегодня это уже признак дикости – приносить в жертву богам живое существо.

На судьбу детей в древней Греции влияли не религиозные, а демографические и социально-политические соображения. Например, в Спарте решение об участи новорожденного принимал вовсе не его отец, а специально собиравшиеся по сему поводу старейшины. Если последние выносили вердикт не в пользу ребенка, того без колебаний сбрасывали с высокой скалы.

В Афинах сходный вопрос решал сам отец. Если он не признавал младенца своим наследником, последнего попросту выкидывали прочь из дому. Надо ли доказывать, что дни и даже часы его, в таком случае, были сочтены? Случалось, правда, что находился кто-нибудь, кто подбирал несчастного, начинал заботиться о нем и воспитывать. Но, как правило, спаситель поступал так не из сострадания. Им двигал корыстный дальний прицел – сделать из приемыша в будущем раба или рабыню, которого (которую) можно либо выгодно продать, либо заставить работать на себя.

Когда в Афинах отец признавал ребенка и принимал его в свою семью, первые годы его воспитанием занимались мать и кормилица. Девочки, оставаясь под опекой матери, учились ткать и вести домашнее хозяйство. Мальчики, достигшие семи лет, переходили под опеку отцов и начинали получать образование под руководством наставников. Программа школьного обучения у них строилась на двух принципах. Первый из них – принцип гармоничного развития преследовал цель совершенствовать умственные, музыкальные и физические задатки ребенка.

Для умственного развития мальчиков грамматисты учили их чтению, письму и счету, читали поэмы Гомера и басни Эзопа, сочинения поэтов, философов и историков. Другой учитель – кифарист обучал их навыкам игры на лире или кифаре. Под его руководством пели гимны и песни соло или хором. Наконец, под присмотром учителя гимнастики дети тренировались в беге, прыжках, метании копья и диска.

Второй важный принцип воспитания афинского юношества состоял в агонистике то есть состязательности в духе открытой, благородной спортивной борьбы. Состязательность развивала волю к победе, стойкость духа и умение не только честно побеждать, но и достойно проигрывать. Она воспитывала в молодых людях то, что англичане позже назовут джентльменством.

По завершении такой школы умственного, нравственного и физического развития, юноши, достигшие 18 лет, признавались совершеннолетними. Они могли пользоваться всеми гражданскими правами. Но прежде они должны были исполнить свой гражданский долг по защите отечества в качестве эфебов, по современным понятиям, – солдат срочной службы. После года воинской подготовки они в течение одного следующего года охраняли границы Аттики. И только по завершении этой службы, они становились полноправными гражданами Афин.

В Спарте мальчики после семи лет вовсе лишались родительского крова и переходили под опеку государства. Под его бдительным присмотром они и оставались до 20-и лет. Кроме того, в их образовании гораздо больше внимания уделялось физическому развитию, чем умственному и музыкальному. Упор в спартанской школе делался на воспитании силы, ловкости и выносливости, неприхотливости и умения владеть оружием. Зимой и летом мальчики и юноши должны были ходить босиком и в тряпье, спать на соломе, питаться, чем попало. Так что современная солдатская казарма им, без преувеличения, показалась бы раем.

В средние века образование перестало быть общегосударственным делом. К тому же основная масса населения – крестьяне и ремесленники, задавленные нуждой, не видели никакого резона терять время на воспитание своих чад. Дети простолюдинов должны были помогать родителям по работе в поле, дома, в мастерской. В свободное же от почти взрослых трудов время они оставались предоставленными самим себе. Их жизнь, как и жизнь их родителей, состояла из беспросветной нищеты, непролазной грязи и постоянных унижений.

Какие только притеснения, побои и издевательства не был вынужден терпеть, например, юный житель средневекового Лондона Том Кенти – один из героев романа М. Твена «Принц и нищий». Дом, в котором жил Том, стоял в «вонючем тупике за Обжорным рядом. Тупик назывался Двор Отбросов». Подобно почти всем обитателям Двора отец Тома был вор, а мать – нищенка. И своих детей – Тома и двух его сестер они научили попрошайничать. В ту пору эти два ремесла были весьма популярны среди лондонских «низов». Другие, законные способы сводить концы с концами многим из них были недоступны. Семья Кенти и их соседи не были исключением из этой общей массы. Не удивительно, что «попойки, ссоры и драки были здесь в порядке вещей. Они происходили каждую ночь и длились чуть не до утра. Пробитые головы были здесь таким же заурядным явлением, как голод. И все же маленький Том не чувствовал себя несчастным… так жилось всем мальчишкам во Дворе Отбросов», – заключает писатель. Но если это обстоятельство и могло служить утешением его герою, то все же, думается, слабым. А ведь все эти «прелести» выпадали на долю рядовых маленьких англичан всего каких-нибудь четыре века назад.

Но многим ли лучше было положение Чеховского Ваньки Жукова, имевшего несчастье родиться полтора века назад? Умоляя деда взять его домой, в деревню, он сетует: «А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой… А спать мне велят в сенях, а когда ребенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку… Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется… Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой».

На совести большевиков было много черных дел. Но одно неоспоримо: по отношению к подрастающему поколению они показали себя большими гуманистами, чем гуманисты прошлых веков. Им удалось то, что прежде не удавалось сделать ни одному демократическому правительству, ни одной из стран с богатыми гуманистическими традициями. А именно: дать нормальное, полноценное детство всем детям государства без исключения, без какой-либо дискриминации по социальному положению, полу, языку и т. д.

Они предоставили возможность кажому ребенку, подростку, девушке и юноше получать бесплатное, качественное среднее и высшее образование. Каждый желающий мог посещать библиотеки, кружки по интересам, заниматься спортом и проводить лето в пионерских лагерях, не затрачивая ни копейки. Одаренные дети совершенствовали свои способности в музыкальных и балетных училищах, в изостудиях и математических школах за государственный счет. Перед ними были открыты двери консерваторий и университетов, где учащиеся не только не платили за обучение, но, напротив, лишь самые ленивые из них не получали пусть скромные, да стипендии. Точно также и бесплатное медицинское обслуживание охватывало практически все возрастные категории учащихся. Если бы ни чрезмерная идеологическая обработка детей, их воспитание исключительно «в духе беззаветной преданности идеям марксизма-ленинизма» и «классовой» ненависти к буржуазии, то эту систему воспитания можно было бы считать почти идеальной.

Все эти поистине революционные новации в пользу детства так далеко опередили западную практику в области прав ребенка, что снискали к ним симпатии у гуманистов всего мира. Под впечатлением успехов СССР в деле образования и воспитания молодых поколений во Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г., была предусмотрена особая, 26-я статья, посвященная этому вопросу.

Статья гласит: «Каждый человек имеет право на образование. Образование должно быть бесплатным, по меньшей мере, в том, что касается начального и общего образования. Начальное образование должно быть обязательным. Техническое и профессиональное образование должно быть общедоступным, и высшее образование должно быть одинаково доступным для всех на основе способностей каждого». Чуть позже, в 1959 и 1960 гг., ООН вновь обратила внимание на положение детей во всем мире, призвав правительства и общественность всех стран защищать и расширять права ребенка.

Советская школа могла стать прекрасной школой демократии. Но не стала. Потому что, заинтересованность в судьбе подрастающего поколения у большевиков вовсе не была альтруистической. «Вкладывая капитал» в детство и юношество страны, они преследовали узко прагматичную цель – получить нужный им политической результат, т. е. выпестовать из молодежи послушных исполнителей своих идей. У них был предельно корыстный интерес – подготовить пусть узких, но грамотных (и обязательно верноподданных) специалистов, как их тогда называли, «строителей коммунизма» во всех областях народного хозяйства, науки и искусства. Ведь они ставили перед собой далеко идущую политическую сверхцель – обратить в коммунистическую веру весь мир. Ее они не добились. Но, преследуя эту цель, они вольно или невольно осуществляли масштабные проекты по материальной и культурной поддержке детства, по образованию и нравственному воспитанию молодежи.

В самые последние годы мы, к сожалению, многое растеряли из того позитивного, что было достигнуто ранее. Появились «элитные» школы и лицеи, под кров высшего образования проник «золотой телец», занятия спортом стали привилегией детей состоятельных родителей, из пионерских лагерей остались только те, которых могут содержать богатые организации. Но печальней всего, конечно, то, что сотни тысяч детей вдруг оказались выброшенными на улицу, лишенными крыши над головой и родительского тепла. Можно ли надеяться, что эти несчастные, повзрослев, станут полноценными гражданами своей страны, защитниками свободы и демократии? Скорее нет, чем да. А это, разумеется, не отвечает ни идеалам, ни надеждам гуманизма.

Темы для обсуждения

1. Действительно ли детство – самая счастлива пора жизни?

2. Какая система воспитания была гуманней – афинская или спартанская?

3. В чем состояли достоинства советской школы?